Рузский николай. Оборотни Великой Войны: Алексеев, Рузский, Брусилов и другие

  • Биография:

Православный. Из дворян Калужской губернии. Образование получил в 1-й С-Петербургской военной гимназии (1870). В службу вступил 05.08.1870. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1872). Выпущен Подпоручиком (ст. 17.07.1872) с зачислением по арм. пехоте и прикомандированием к лейб-гвардии Гренадерскому полку. Прапорщик гв. (ст. 17.07.1872). Подпоручик гв. (ст. 30.08.1875). Поручик (ст. 27.03.1877). Будучи командиром роты (07-10.1877 и 03-07.1878), участвовал в русско-турецкой войне 1877-78. Был ранен (состоял под покровительством Александровского комитета о раненых 3 кл.). Штабс-Капитан гв. (ст. 16.04.1878). Окончил Николаевскую Академию Генерального Штаба (1881; по 1-му разряду). Переименован в Капитаны ГШ (ст. 16.04.1878). Помощник старшего адъютанта штаба Казанского ВО (05.12.1881-11.03.1882). Ст. адъютант штаба Киевского ВО (11.03.1882-26.11.1887). Подполковник (ст. 28.03.1882). Цензовое командование батальоном отбывал в 131-м пехотном Тираспольском полку (07.05.-25.10.1884). Полковник (пр. 1885; ст. 24.03.1885; за отличие). Начальник штаба 11-й кав. дивизии (26.11.1887-19.03.1891). Начальник штаба 32-й пехотной дивизии (19.03.1891-23.07.1896). Командир 151-го пехотного Пятигорского полка (23.07.-13.12.1896). Генерал-майор (пр. 1896; ст. 13.12.1896; за отличие). Окружной генерал-квартирмейстер штаба Киевского ВО (13.12.1896-10.04.1902). Начальник штаба Виленского ВО (10.04.1902-28.09.1904). Генерал-лейтенант (пр. 1903; ст. 06.04.1903; за отличие). Участник русско-японской войны 1904-05. При образовании нескольких армий после Шахейского сражения, Р. был назначен начальником полевого штаба 2-й Маньчжурской армии (28.09.1904-06.10.1906). По возвращении в Россию, командовал 21-м арм. корпусом (06.10.1906-31.01.1909). 31.01.1909 по слабости здоровья снят с корпуса и назначен членом Военного совета. Ген. от инфантерии (пр. 1909; ст. 29.03.1909; за отличие). Принимал участие в разработке уставов и наставлений, автор Полевого устава 1912. С 07.02.1912 помощник командующего войсками Киевского ВО (с оставлением членом Военного совета). Генерал-адьютант (22.09.1914). В 19.07-03.09.1914 командовал 3-й армией. За взятие Львова награжден сразу орденом Св. Георгия 4-й ("за бои с австрийцами, предшествовавшие взятию укрепленного г. Львова") и 3-й ст. ("за взятие 21-го сего Августа укрепленного австрийского г. Львова") (ВП 23.08.1914). За Галицийскую битву награжден орденом Св. Георгия 2-й ст. (ВП 22.10.1914; "за победоносное отражение германо-австрийских армий, веденных на Варшаву, после чего все вверенные ему на этом фронте армии перешли в наступление"). Главнокомандующий армиями Северо-Западного Фронта (03.09.1914-17.03.1915). 13.03.1915 заболел и покинул ТВД, сдав командование генералу М.В. Алексееву. Член Государств. Совета (с 17.03.1915). Член Военного Совета (доп. к ВП 20.05.1915; в должности на 12.11.1917). Командующий 6-й армией (30.06.-18.08.1915).
Главнокомандующий армиями Северного фронта (18.08.-06.12.1915). В 12.1915 заболел и 06.12.1915 сдал фронт.
Председатель Всероссийского общества памяти воинов рус. армии (с 16.05.1916).
Позже вернулся на должность Главнокомандующего армиями Северного фронта (01.08.1916-25.04.1917).
Принял выдающееся участие том давлении, которое оказали высшие командиры на Николая II, чтобы побудить его отречься от престола.
25.04.1917, когда началось "распадение" армии, Р. покинул пост и уехал лечиться в Кисловодск.
В 09.1918 взят Кавказской Красной армией в число заложников и после мятежа И.Л. Сорокина вместе с генералом Радко-Дмитриевым и другими зарублен в Пятигорске.

"Упомяну, кстати, о Главнокомандующем армиями С.-З. фронта генерал Рузском, краткую характеристику которого приводит генерал Данилов на странице 193 своей книги: "спокойный, разсудительный, простой в обращении, твердого характера" и т. д. Я также знал генерала Рузского по моей службе в Киевском Военном Округе, когда он был начальником штаба 32 пехотной дивизии, а я старшим адъютантом штаба 11-й кавалерийской дивизии. Обе дивизии входили в состав 11-го армейского корпуса, и мне приходилось на маневрах и полевых поездках встречаться с генералом (в то время полковником) Рузским. Поэтому я могу добавить к сказанному генералом Даниловым, что "разсудительность" его доходила до крайних пределов: самый простой и ясный вопрос он обсуждал настолько продолжительно, что даже надоедал слушать офицерам его партии на полевых поездках, благодаря чему один офицер называл его заочно "наш тяжкоум", и все знали, о ком идет речь. Конечно, с такою особенностью духовного склада трудно быстро разгадать план противника или группировку его сил только по признакам, а не по разведкам, которые надо к тому же тщательно "проверить". "Проверка", конечно, депо прекрасное, но пока тот или другой факт "разведки" юридически обследуется и устанавливается, противник уже подошел, разбил два корпуса и режет фланг армии... Вот в чем беда!..." Ларионов Я. М. Записки участника мировой войны. 26-я пехотная дивизия в операциях 1-й и 2-й русской армий на Восточно-Прусском и Польском театрах в начале войны: (Сост. по дневнику и полевым документам). Харбин, 1936.

  • Чины:
на 1 января 1909г. - управление Киевского военного округа , управление 21-го армейского корпуса, генерал-лейтенант, командир корпуса
  • Награды:
Св. Анны 4-й ст. (1877) Св. Анны 3-й ст. с мечами и бантом (1878) Св. Станислава 2-й ст. (1883) Св. Анны 2-й ст. (1888) Св. Владимира 4-й ст. (1891) Св. Владимира 3-й ст. (1894) Св. Станислава 1-й ст. (1899) Св. Анны 1-й ст. с мечами (1905) Св. Владимира 2-й ст. с мечами (1905) Белого Орла (06.12.1911) Св. Александра Невского (06.12.1913) Св. Георгия 4-й ст. (ВП 23.08.1914) Св. Георгия 3-й ст. (ВП 23.08.1914) Св. Георгия 2-й ст. (ВП 22.10.1914) Денежная награда за успехи в науках (1881); Высочайшая благодарность (1909); Высочайшее благоволение (1909); Всемилостивейший рескрипт (ВП 06.12.1915) Иностранные ордена: Румынские – Железный Крест (1878) и Звезды большого офицерского креста (1899); Персидский Льва и Солнца 1-й ст. (1902); Великобританский Св. Михаила и Георгия большого креста (1915).
  • Дополнительная информация:
-Поиск ФИО по «Картотеке Бюро по учету потерь на фронтах Первой мировой войны 1914–1918 гг.» в РГВИА -Ссылки на данную персону с других страниц сайта "Офицеры РИА"
  • Источники:
(информация с сайта www.grwar.ru)
  1. Варшавско-Ивангородская операция. Сборник документов мировой империалистической войны на русском фронте (1914-1917). М., 1938.
  2. Брусилов А.А. Мои воспоминания. М. 2001
  3. Залесский К.А. Кто был кто в Первой мировой войне. М., 2003.
  4. Брусилов А.А. Мои воспоминания. М. 2004
  5. Волков С.В. Офицеры российской гвардии. М. 2002
  6. "Военный орден святого великомученика и победоносца Георгия. Биобиблиографический справочник" РГВИА, М., 2004.
  7. Список старшим войсковым начальникам, начальникам штабов: округов, корпусов и дивизий и командирам отдельных строевых частей. Санкт-Петербург. Военная Типография. 1913.
  8. Сенин А.С. Военное министерство Временного правительства. М., 1995. Информацию предоставил Сергей Жебровский (Санкт-Петербург)
  9. Список генералам по старшинству. Составлен по 10.07.1916. Петроград, 1916
  10. Список Генерального штаба. Исправлен на 01.06.1914. Петроград, 1914
  11. Список Генерального штаба. Исправлен на 01.01.1916. Петроград, 1916
  12. Список Генерального штаба. Исправлен на 03.01.1917. Петроград, 1917
  13. Список Генерального штаба. Исправлен по 1 марта 1918 г.//Ганин А.В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917-1922 гг. М., 2010.
  14. ВП 1914; Список генерал-адъютантам, генерал-майорам и контр-адмиралам Свиты Е.В. и флигель-адъютантам по старшинству. Составлен на 20.03.1916. Информацию предоставил Вохмянин Валерий Константинович (Харьков)
  15. ВП по военному ведомству/Разведчик №1292, 11.08.1915

Русский генерал Рузский.

Никалай Владимирович Рузский, участник русско-турецкой, русско-японской и Первой мировой войн.

Личность очень противоречивая. Одни его считали интриганом и очень средним стратегом, другие же восторгались его полководческими талантами, и писали об исключительной порядочностьи Николая Владимировича.


В первую мировую войну офицерский орден св. Георгия 1-й степени не выдавался. Вторую степень награды заслужили четверо командующих фронтами: В. Рузский, Н. Юденич, Н. Иванов и Великий князь Николай Николаевич Младший (до 1915 г. бывший Верховным Главнокомандующим русской армии). Рузский принимал участие в разработке уставов и наставлений, автор Полевого Устава 1912 года. Этот Полевой Устав российской армии применялся в РККА до 1930-х годов. Кроме того, Николай Владимирович сыграл роковую роль в отречении Государя от престола…

Бывший военный министр А. Ф. Редигер считал, что “если начальник штаба государя Алексеев и главнокомандующий Рузский не поддержали государя, а побуждали его подчиниться требованиям, исходившим из Петрограда, то это произошло потому, что они видели во главе движения избранников народа, людей, несомненно, почтенных, и видели в этом доказательство тому, что и вся революция отвечает воле народа”44. Генералы и подумать не могли, что еще до того, как они поддержали парламент, они уже превратились в пешки на российском политическом поле. Их действия определялись поступавшей из Петрограда информацией, той, которой хотелось верить, и которая поэтому расценивалась как достоверная.

Будучи в Екатеринбурге в заключении, Николай II сказал: “Бог не покидает меня. Он дает мне силы простить всем врагам, но я не могу победить себя в одном: я не могу простить генерала Рузского”

Временное правительство не забыло тех услуг, что были оказаны главкосевом в момент падения монархии, и ему еще доверяли. Все изменилось с отставкой наиболее консервативно настроенных членов правительства - министра иностранных дел П. Н. Милюкова и Гучкова. В апреле Алексеев отправил Рузского в отставку...


Ю.Н.Данилов, М.Д.Бонч-Бруевич, Н.В.Рузский, Р.Д.Радко-Дмитриев, А.М.Драгомиров. Стоят справа налево: В.Г.Болдырев, И.З.Одишелидзе

После отставки Рузский некоторое время жил в Петрограде в качестве пенсионера “с мундиром”. В столице он наносил многочисленные визиты, встречался с коллегами по ремеслу, пытался сделать что-нибудь посильное для остановки крушения армии. З. Н. Гиппиус 19 июля 1917 г. в своем дневнике записывала, что несколько раз в эти дни видела Рузского, который бывал у нее в гостях: “Маленький, худенький старичок, постукивающий мягкой палкой с резиновым наконечником. Слабенький, вечно у него воспаление в легких. Недавно оправился от последнего. Болтун невероятный, и никак уйти не может, в дверях стоит, а не уходит… Рузский с офицерами держал себя… отечески-генеральски. Щеголял этой “отечественностью”, ведь революция! И все же оставался генералом”

Вскоре после Октябрьского переворота Рузский вместе с Радко-Дмитриевым отправился лечиться в Кисловодск. На курорте генералов застала разворачивавшаяся гражданская война. Распад Кавказского фронта и начало вооруженной борьбы отрезали Рузского от Центральной России. Когда генералы переехали в Пятигорск, где распоряжалось командование Кавказской Красной армии, их наряду с другими представителями “бывших” взяли в заложники.

В одном белье, со связан-ными за спиною руками, повели часть заложников на городское кладбище.

Один из конвойных, бывший как бы за старше-го, приказал отсчитать из всей партии приведен-ных людей 15 человек. Обрезов и Васильев пошли вперед, показывая дорогу к упомянутой могиле, а выделенные из 25-ти приведенных заложников 15 человек, окруженные красноармейцами, воору-женными с головы до ног, пошли за ними. Осталь-ные заложники остались у ворот кладбища. Шли всю дорогу медленно, шаг за шагом, прямо по до-роге в глубь кладбища.

Дорогой генерал Рузский заговорил тихим про-тяжным голосом. С грустной иронией заметил он, что свободных граждан по неизвестной причине ведут на смертную казнь, что всю жизнь он чест-но служил, дослужился до генерала, а теперь дол-жен терпеть от своих же русских. Один из кон-войных спросил: «Кто говорит? Генерал?» Говоривший ответил: «Да, генерал». За этим отве-том последовал удар прикладом ружья и приказ замолчать. Пошли дальше все тем же тихим ша-гом. Все молчали.

Началась рубка. Рубили над ямой, шагах в пяти от нее. Первым убили старика небольшого роста. Он, вероятно, был слеповат, и спрашивал, куда ему идти к яме. Палачи приказывали своим жертвам становиться на колени и вытягивать шеи. Вслед за этим наносились удары шашками. Пала-чи были неумелые и не могли убивать с одного взмаха. Каждого заложника ударяли раз по пять, а то и больше. Помимо неопытности палачей, нанесению метких ударов в шею, очевидно, препятствовала темнота. После того как было покончено с первы-ми четырьмя жертвами, старший команды прика-зал: «Беритесь теперь за генерала Рузского. До-вольно ему сидеть, он уже разделся».

Со слов присут-ствовавшего при казни Кравеца, бывшего предсе-дателя Чрезвычайной следственной комиссии гор. Кисловодска, генерал Рузский перед самой смертью сказал, обращаясь к своим палачам: «Я — генерал Рузский (произнеся свою фамилию, как слово «русский») и помните, что за мою смерть вам отомстят русские». Произнеся эту краткую речь, генерал Рузский склонил свою го-лову и сказал: «Рубите».

Разговор имел место в кооперативе «Чашка чаю». Подошедший спросил Атарбекова, правда ли, что красноармейцы отказались расстрелять Рузского и Радко-Дмитриева. Атарбеков ответил: «Правда, но Руз-ского я зарубил сам, после того, как он на мой во-прос, признает ли он теперь великую российскую революцию, ответил: «Я вижу лишь один великий разбой».
«Я ударил, — продолжал Атарбеков, — Рузского вот этим самым кинжалом (при этом Атарбеков показал бывший на нем черкесский кинжал) по руке, а вторым ударом по шее».

Революция 1917 года не была подавлена лишь по одной причине. Многие царские генералы совершили факт государственной измены и вместо исполнения приказа на подавление восстания свергли царя, встав на сторону взбунтовавшихся либералов.

«Герои» нашего рассказа долгое время работали под маской патриотов, желая завоевать расположение императора и предали его лишь в последний момент, единовременно и единогласно.

Доску позора открывает начальник Главного Штаба Генерал Алексеев

Именно он блокировал своевременное поступление информации о событиях в Петербурге Николаю II. Именно он пытался остановить Николая II от решительных мер по наведению порядка в бунтующей столице.

Генерал находился в разработке царских спецслужб, но расследование не было завершено вовремя. Вплоть до рокового часа Николай II считал Алексеева другом и надежным подданным.

Показания директора Департамента Полиции А.Т. Васильева:

«Гучков, Милюков и Родзянко несомненно старались привлечь командование, прежде всего генералов Рузского и Алексеева, на сторону Думы. Незадолго до этого я заметил, что часть переписки не проходит через почту, а пересылается с помощью специальных почтальонов и потому мне недоступна. Но, хотя мне приходилось довольствоваться только тщательно скрытыми намёками в письмах, которые удавалось получить, но и их оказалось достаточно, чтобы дать представление о вероломной деятельности всей компании»

Позже было перехвачено донесение английского разведчика Брюса Локкарта в Лондон от 21 декабря 1916 г. со словами Г.Е. Львова о совместном обеде прошлым вечером наедине с М.В. Алексеевым, который сказал: «Император не изменится. Нам надо менять Императора» [А.Б. Давидсон «Февраль 1917 года. Политическая жизнь Петрограда глазами союзников» // «Новая и новейшая история», 2007, №1].

Интересным является также сохранившиеся донесение капитана Малейси от 8 апреля 1917 г. , которое сохранилось в архиве А. Тома:

«Франции нужно всемерно противиться расчленению России, к чему тайно стремится Англия ради своего доминирования» .

«Цель Англии весьма проста – прежде всего разгромить Германию, но с одновременным уменьшением влияния России во имя обеспечения собственного мирового господства. Англия сражается с центральными державами, дальновидно подготовляя элементы урегулирования, ведя двойную игру».

«менее открыто, но эффективно действовал ген. Алексеев по договоренности с большинством генералов, в том числе с Рузским и Брусиловым» .

«Алексеев уже давно контактировал с Гучковым, втайне содействуя всем своим авторитетом в армии ходу последующих событий» .

«Видным организатором выступил британский посол сэр Дж. Бьюкенен, верховодивший всем заодно с Гучковым. В дни революции русские агенты на английской службе пачками раздавали рубли солдатам, побуждая их нацепить красные кокарды. Я могу назвать номера домов в тех кварталах Петрограда, где размещались агенты, а поблизости должны были проходить запасные солдаты» .

Англия «перешла на сторону революции и её спровоцировала. Лорд Мильнер во время пребывания в Петрограде, это вполне установленный факт, решительно подталкивал Гучкова к революции, а после его отъезда английский посол превратился, если можно так выразиться, в суфлёра драмы и ни на минуту не покидал кулис» [«Революция глазами второго бюро» (публ. О.Ф. Соловьёва) // «Свободная мысль», 1997, №9, с.103-104].

Следующим по масштабу предательства становится генерал Рузский. Начальник Северного Фронта

Несмотря на созданную иллюзию верности, Рузский оказался изменником.

Прибывший к нему царский поезд окружили, от царского имени отправили ряд телеграмм, Рузский публично нарушил клятву на верность императору. Там же, на станции «Дно» под Псковом, было симулировано отречение.

Николай, поняв, что его предали, попытался заручиться поддержкой других генералов, но Рузский и Алексеев угрозами и шантажом вынудили и других генералов присоединиться к заговору.

Генерал Брусилов.

Измена царю и желание угодить большевикам свили вокруг Брусилова тот самый ореол славы, которым он окутан до сих пор.

Да, надо признать, он был не плохим руководителем, но заслуги его мягко скажем крайне сильно преувеличены.

В историю Брусилов вошел как командующий «единственной успешной» для России военной операции Первой Мировой — Брусиловского Прорыва.

Здесь несколько поправочек.

1) Брусиловский прорыв — одна из 16 победоносных для Русской Армии операций и уж ни как не единственная. (Подробнее здесь)

2) Сам по себе «Брусиловский Прорыв» в действительности более Николаевский, чем Брусиловскийю

Почему то совершенно забыто, что план начальника Генерального Штаба генерала М.В. Алексеева предусматривал широкий охватывающий удар по противнику силами всех фронтов, за исключением фронта Брусилова. Именно решением Николая II было сделано ровно наоборот. Всем фронтам было приказано обороняться и только Брусилов получил приказ наступать. Величайшая наступательная операция должна называться Николаевским прорывом, а не Брусиловским. Принятие этого личного решения, идущего вопреки плану Генштаба, как не трудно догадаться требовало решительности именно с Николаевской стороны.

Причем разработка операции, вплоть до деталей была поручена талантливому но скромному артиллеристу генералу М.В. Ханжину.

Участие Брусилова в «Брусиловском» прорыве было незначительным.

Именно поэтому, когда после проведения операции, Брусилов подкатил к Николаю II с проектом собственного награждения Георгиевским Крестом II степени, а также Георгиевским Оружием с бриллиантами, Николай не понял. Совершенно не жадный на награды Николай II, награду Георгиевским Крестом отклонил, ходя оружие с бриллиантами все же выдал.

Истинный разработчик конкретного плана «Брусиловского» прорыва — генерал-майор Ханжин ни о каком награждении не просил, но Николай, командовавший прорывом, его не только наградил Георгиевским оружием, но и повысил до генерал-лейтенанта. Но все это осталось в тени липовых советских «историков»

Вообще военная «карьера» (если то что было у Брусилова можно так назвать) довольно странная.

Все должности, вплоть до генерал-майора включительно он получил резвясь с лошадками… Это не шутка. Он служил учителем верховой езды. Втеревшись в доверие к любителю лошадей князю Николаю Николаевичу, никогда ни чем предварительно не командуя , Брусилов получил вторую гвардейскую дивизию. Через короткий срок он уже командовал корпусом.

Отличительной чертой Брусилова было постоянное умение «подкрашиваться». В момент февральской революции 1917 года Бурсилов конечно-же примкнул к либералам, которые ему предложили должность главнокомандующего. Когда либералы стали терять власть, он без зазрений совести переметнулся к Троцкому.

Сохранились данные о том, как это бывший царский генерал, который клялся на верность Царю, носился перед солдатами с красной тряпкой и кричал «Я вождь революционной армии», но солдаты прогоняли его по свист и хохот.

, в рамках рубрики «Исторический календарь», мы начали новый проект, посвященный приближающемуся 100-летию революции 1917 года. Проект, названный нами «Могильщики Русского царства», посвящен виновникам крушения в России самодержавной монархии ‒ профессиональным революционерам, фрондирующим аристократам, либеральным политикам; генералам, офицерам и солдатам, забывшим о своем долге, а также другим активным деятелям т.н. «освободительного движения», вольно или невольно внесшим свою лепту в торжество революции ‒ сначала Февральской, а затем и Октябрьской. Продолжает рубрику очерк, посвященный командующему Северным фронтом генералу Н.В. Рузскому, сыгравшему одну из ключевых ролей в свержении царского самодержавия.

Николай Владимирович Рузский родился 6 марта 1854 года в дворянской семье, жившей в Калужской губернии. Не совсем обычная фамилия генерала объясняется тем, что по преданию, род Рузских берет свое начало от дворянина А.М. Лермонтова, жившего в XVIII веке в подмосковном городе Руза. Отец будущего генерала ‒ Владимир Виттович Рузский служил чиновником и скончался, когда Николай пребывал еще в детском возрасте, в связи с чем мальчик был взят под покровительство Московского опекунского совета.

В 1865 году Николай поступил в 1-ю петербургскую военную гимназию, которую окончил по первому разряду (1870). Затем последовало обучение в Константиновском военном училище, которое он также закончил по первому разряду (1872). Молодой человек был зачислен в лейб-гвардии Гренадерский полк. Ротным командиром он принял участие в Русско-турецкой войне 1877‒1878 гг., отличился при взятии крепости Горный Дубняк, был ранен в ногу. За отвагу и мужество, проявленные в боях с турками, Н.В. Рузский был награжден орденом Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость».

Желая продолжить образование, отличившийся молодой офицер в 1878 г. был прикомандирован к запасному батальону для подготовки к поступлению в Николаевскую Академию Генерального Штаба, обучение в которой открывало большие возможности для карьерного роста. Окончив академию по первому разряду (1881), Рузский был назначен помощником старшего адъютанта штаба Казанского военного округа. Карьера талантливого офицера складывалась более чем успешно. В 1882 году он был уже старшим адъютантом штаба Киевского военного округа; с 1887-го служил начальником штаба 11-й кавалерийской дивизии, а с 1891 года был начальником штаба 32-й пехотной дивизии. В 1896 г. Рузский некоторое время командовал 151-м пехотным Пятигорским полком, но в конце того же года получил чин генерал-майора и должность окружного генерал-квартирмейстера штаба Киевского военного округа. А в 1903-м «за отличие» Рузский был досрочно произведен в чин генерал-лейтенанта.

Однако, пользовавшийся расположением командующего войсками округа генерала М.И. Драгомирова, ценившего своего подчиненного за ум и характер, Рузский далеко не у всех вызывал такую же высокую оценку. Генерал Генерального штаба Адариди так отзывался о Рузском: «Трудно понять, как такой знаток людей, каким был Драгомиров, мог его выдвинуть, так как ни особым талантом, ни большими знаниями он не обладал. Сухой, хитрый, себе на уме, мало доброжелательный, с очень большим самомнением, он возражений не терпел, хотя то, что он высказывал, часто никак нельзя было назвать непреложным. К младшим он относился довольно высокомерно и к ним проявлял большую требовательность, сам же уклонялся от исполнения поручений, почему-либо бывших ему не по душе. В этих случаях он всегда ссылался на состояние своего здоровья» .

Русско-японская война застала генерала Рузского в должности начальника штаба Виленского военного округа. Имевший хорошую репутацию и авторитет, генерал был направлен на театр военных действий начальником штаба 2-й Маньчжурской армии. Он участвовал в сражениях при Сандепу и Мукдене и, по мнению Генерального штаба, проявил себя как один из лучших генералов и ценных работников. При отступлении Русской армии от Мукдена, находясь в арьергарде армии, Рузский, упав с лошади, получил травму, но, несмотря на увечье, остался в действующей армии.

После окончания войны Н.В. Рузский, как ценный штабной работник, был привлечен к разработке «Положения о полевом управлении войсками в военное время». В 1907 г. его ввели в состав Верховного военно-уголовного суда по расследованию дела о сдаче Порт-Артура. А в 1909-м Рузский был назначен командиром 21-го армейского корпуса, но вскоре был отстранен от командования ввиду слабого здоровья. Для генерала снова началась штабная служба: он был членом Военного совета при военном министре, занимался разработкой уставов и наставлений, был одним из авторов Полевого устава 1912 г. В 1909 г. Рузский был уже «полным генералом», получив чин генерала от инфантерии. За два года до начала Первой мировой войны он был назначен на пост помощника командующего войсками Киевского военного округа генерала Н.И. Иванова и должен был, в случае военного конфликта с Германией и Австро-Венгрией сразу же взять на себя командование армией, сформированной на базе округа.


Когда разразилась Мировая война, Рузский возглавил 3-ю армию. Пользовавшийся личным доверием и расположением Императора, в сентябре 1914 года Рузский был произведен в генерал-адъютанты, а за успешные бои с австрийцами и взятие Львова был награжден сразу двумя степенями высший воинской награды ‒ ордена Святого Георгия (4-й и 3-й). За Галицийскую битву, в ходе которой русские войска заняли почти всю восточную Галицию, Буковину и осадили Перемышль, Рузский был удостоен ордена Святого Георгия 2-й степени, став, таким образом, одним из трех русских военачальников, награжденных тремя степенями военного ордена. (Помимо Рузского три степени ордена Св. Георгия за Первую мировую войну имели лишь Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич и командующий Юго-Западным фронтом генерал Н.И. Иванов). В это время Рузский обрел всенародную славу как «завоеватель Галиции», его портреты печатались на страницах всероссийской прессы, подвиги генерала изображались на лубках и прославлялись в незатейливых стихах, присылаемых их авторами в газеты.

Находясь на пике славы, в сентябре 1914 г. Рузский вместо Я.Г. Жилинского был назначен Главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. Под его командованием солдаты Русской армии сражались в Варшавско-Ивангородской, Лодзинской и Августовской операциях. Но в ходе них выяснилось, что Рузский допустил целый ряд серьезных ошибок, дорого стоящих нашей армии. Во время Лодзинской операции Рузский, несмотря на достигнутый нашими армиями успех, отдал приказ об отступлении, из-за чего группа германских войск смогла выйти из окружения. А в Августовской операции именно его действия стали причиной . Кроме того, как отмечали современники, у Рузского была привычка обвинять в своих ошибках и неудачах подчиненных, которые, как правило, и расплачивались за стратегические провалы командующего фронтом. А некоторые успехи Рузского позже были оценены военными историками как желание генерала стяжать себе славу, а не как продуманные действия, направленные к общему успеху.


Генерал А.П. Будберг вспоминал: «Генерала Сиверса обвинили и покарали ‒ он командовал 10 армией и ответил полностью за постигшую ее катастрофу. Следователем, судьею и экзекутором явился Главнокомандовавший Севевро-Западным фронтом генерал-адъютант Рузский, фактически несравненно более виновный в разгроме нашей армии (...). Ведь все самые подробные данные о положении наших корпусов и дивизий и об обнаруженных против них неприятельских силах были отлично и своевременно известны оперативному отделу штаба фронта... (...) Эти сведения не могли оставлять сомнений в том, какая опасная для 10 армии операция была начата против нее неприятелем. Затем, штабу фронта было отлично известно, что на всем 170 верстном фронте 10 армии не имелось ни одного батальона в резерве, и что, следовательно, в руках генерала Сиверса не было ни малейшей возможности встретить немецкий обход соответственным контрманевром, т.е. активными действиями своего резерва против обходящего неприятеля. При таких условиях само фронтовое Главнокомандование обязано было трезво оценить всю опасность положения 10 армии, взять на себя руководство и ответственность и само приказать генералу Сиверсу немедленно и со всей поспешностью увести его растянутые и безрезервные корпуса из под уже неотвратимого и неостановимого и в высокой степени опасного флангового удара, и не считаться при этом уже ни с чем другим, кроме избавления целой армии от нависшей над ней и неоспоримой угрозы двойного обхода...» Но наказание понес только генерал Сиверс, отстраненный от командования, Рузский же вышел сухим из воды.


Генерал А.А. Брусилов оставил о Рузском следующий отзыв: «...человек умный, знающий, решительный, очень самолюбивый, ловкий и старавшийся выставлять свои деяния в возможно лучшем свете, иногда в ущерб своим соседям, пользуясь их успехами, которые ему предвзято приписывались» . А известный военный историк А.А. Керсновский, анализируя взятие Рузским Львова, писал, что штаб 3-й армии, упорно не желал считаться с создавшейся на театре войны обстановкой: «Генерал Рузский был всецело под влиянием своего начальника штаба генерала В.М. Драгомирова, а этот последний твердо решил искать лавров на штурме "первоклассной крепости" Львова. С 13 по 20 августа расплывчатые директивы штаба фронта (полупросьбы, полуприказания) указывали на всю важность и решительность событий на люблинском и томашовском направлениях и на всю срочность помощи 5-й армии. Рузский и Драгомиров оставались глухими к этим доводам, преследуя лишь свои узкоэгоистические цели. Отписываясь на уговоры фронта двигаться главными силами на север от Львова и направить XXI корпус и конницу в тыл Ауффенбергу, штаб 3-й армии все продолжал ломить фронтально на никому ненужный Львов...»

Подводя итог первого года войны, Керсновский резюмировал: «...Было сорвано наше "наступление в сердце Германии". Генерал Рузский, на немощные плечи которого была возложена эта грандиозная задача, с нею не справился. Не сумев ничего организовать, не желая ничего предвидеть, ни даже видеть совершившееся, он сделал все от него зависевшее для осуществления неслыханной катастрофы. Катастрофы этой не произошло благодаря стойкости войск и энергии штаба 5-й армии, возглавлявшейся мужественным Плеве. Тактический позор Лодзи ‒ позор Брезин ‒ выправлялся крупным стратегическим успехом. Германская армия ретировалась из-под Лодзи растерзанной. (...) Армиям Северо-Западного фронта оставалось преследовать ее и даже просто следовать за ней, дав тем временем возможность Юго-Западному фронту нанести решительный удар австро-венгерским армиям у Кракова. Но генерал Рузский не желал видеть этих выгод. Растерявшийся, деморализованный, он все свои помыслы обратил на отступление ‒ отступление сейчас же и во что бы то ни стало. Рузскому удалось навязать свои взгляды стратегически пустопорожнему месту, именовавшемуся "Ставкой Верховного главнокомандующего", ‒ и Ставка целиком пошла по плачевному камертону штаба Северо-Западного фронта. Всю свою вину генерал Рузский свалил на подчиненных» .


В марте 1915 года Н.В. Рузский, сославшись на болезнь, покинул фронт, сдав командование генералу М.В. Алексееву. Его ближайший помощник, начальник штаба Северо-Западного фронта генерал М.Д. Бонч-Бруевич, вспоминал: «Весной 1915 года генерал Рузский заболел и уехал лечиться в Кисловодск. Большая часть "болезней" Николая Владимировича носила дипломатический характер, и мне трудно сказать, действительно ли он на этот раз заболел, или налицо была еще одна сложная придворная интрига» . Получив назначение членом Государственного и Военного советов, Рузский на некоторое время отошел от непосредственного командования войсками, однако уже в июне 1915-го он, по личному решению Императора Николая II, несмотря на выявленные недостатки и ошибки, вновь получил командование армией, а с августа того же года был поставлен на пост главнокомандующего армиями Северного фронта. Впрочем, с декабря 1915 по август 1916 года Рузский по состоянию здоровья сдавал командование фронта, а вернувшись на этот пост, отличался большой осторожностью и избегал решительных действий.

А.А. Керсновский крайне нелестно отзывается о полководческих талантах Рузского: «Стоит ли упоминать о Польской кампании генерала Рузского в сентябре ‒ ноябре 1914 года? О срыве им Варшавского маневра Ставки и Юго-Западного фронта? О лодзинском позоре? О бессмысленном нагромождении войск где-то в Литве, в 10-й армии, когда судьба кампании решалась на левом берегу Вислы, где на счету был каждый батальон... И, наконец, о непостижимых стратегическому ‒ и просто человеческому ‒ уму бессмысленных зимних бойнях на Бзуре, Равке, у Болимова, Боржимова и Воли Шилдовской? (...) Один лишь Император Николай Александрович всю войну чувствовал стратегию. Он знал, что великодержавные интересы России не удовлетворит ни взятие какого-либо "посада Дрыщува", ни удержание какой-нибудь "высоты 661" (...) но, добровольно уступив свою власть над армией слепорожденным военачальникам, не был ими понят. Все возможности были безвозвратно упущены, все сроки пропущены. И, вынеся свой приговор, история изумится не тому, что Россия не выдержала этой тяжелой войны, а тому, что русская армия могла целых три года воевать при таком руководстве!»

Зато в событиях февраля 1917 года генералу Рузскому довелось «отличиться». Поддерживая связи с думской либеральной оппозицией (которая, заметим, всячески его прославляла как выдающегося полководца) и являясь одним из активных участников военного заговора против Государя, Рузский сыграл крайне важную роль в отречении Императора Николая II. «Вожди армии фактически уже решили свергнуть царя, ‒ вспоминал хорошо осведомленный о планах российской оппозиции британский премьер Д. Ллойд-Джордж. ‒ По-видимому, все генералы были участниками заговора. Начальник штаба генерал Алексеев был безусловно одним из заговорщиков. Генералы Рузский, Иванов и Брусилов также симпатизировали заговору» . Об этом же писал и генерал Бонч-Бруевич: «Мысль о том, что, пожертвовав царем, можно спасти династию, вызвала к жизни немало заговорщических кружков и групп, помышлявших о дворцовом перевороте. По многим намекам и высказываниям я мог догадываться, что к заговорщикам против последнего царя или по крайней мере к людям, сочувствующим заговору, принадлежат даже такие видные генералы, как Алексеев, Брусилов и Рузский» .

В итоге, вместо того, чтобы защитить своего Императора и направить имевшиеся в его распоряжении силы для подавления вспыхнувшей революции, Рузский, забыв о присяге, активно посодействовал ее торжеству. А между тем, если верить генералу А.С. Лукомскому, Николай II, не чувствуя «твердой опоры в своем начальнике штаба генерале Алексееве», «надеялся найти более твердую опору в лице генерала Рузского». От генерала, таким образом, зависело очень многое. Как справедливо отмечает Г.М. Катков, «Государь был вправе ждать, что главнокомандующий Северным фронтом первым делом спросит, какие будут приказания» . Но Рузский, по свидетельству дежурного флигель-адъютанта полковника А.А. Мордвинова, вместо того, чтобы поддержать Царя, бывшего к тому же Верховным главнокомандующим, повел себя совсем иначе: «Теперь уже трудно что-нибудь сделать, ‒ с раздраженной досадой говорил Рузский, ‒ давно настаивали на реформах, которые вся страна требовала... не слушались... теперь придется, быть может, сдаваться на милость победителя» . Контр-адмирал А.Д. Бубнов писал о Рузском: «Этот болезненный, слабовольный и всегда мрачно настроенный генерал нарисовал Государю самую безотрадную картину положения в столице и выразил опасения за дух войск своего фронта по причине его близости к охваченной революцией столице...» .

Состоявший при министре Двора барон Р.А. фон Штакельберг, находившийся в эти дни в царском в поезде, отмечал в своих воспоминаниях: «Я твердо убежден, что действия, и поведение Рузского в эти исторические дни имели большие последствия на дальнейшее развитие событий. Чтобы иметь правильное представление о событиях и роли в них Рузского с момента нашего прибытия во Псков надо было точно знать содержание переговоров Рузского в эту ночь с Родзянкой, Алексеевым и другими командующими фронтами. К сожалению, это останется тайной Рузского, тайной, которая ляжет вечным проклятием на его совести. (...) Его поведение внушало нам большое недоверие. Опираясь на Родзянко и прочих своих товарищей единомышленников, он принудил Государя дать согласие на отречение от Престола. Мы не могли отделаться от чувства, что Царь находится в руках предателей» .

В роковой для монархии день, 2 марта 1917 года командующий Северо-Западным фронтом генерал Н.В. Рузский, по словам министра Двора Ф.Б. Фредерикса, оказывал на Царя явное давление: «...Государь колебался и противился, (...) подпись под отречением была у него вырвана насильно грубым обращением с ним генерала Рузского, схватившего его за руку и, держа свою руку на манифесте об отречении, грубо ему повторявшего: "Подпишите, подпишите же. Разве вы не видите, что вам ничего другого не остается делать. Если вы не подпишете, ‒ я не отвечаю за вашу жизнь". ‒ Я попробовал вмешаться, ‒ рассказывал Фредерикс, ‒ но Рузский мне нагло заметил: "Я не с вами разговариваю. Вам больше нет здесь места. Царь должен был бы давно окружить себя русскими людьми, а не остзейскими баронами"» . По свидетельству Штакельберга, в тот момент, когда депутат А.И. Гучков, приехавший к Императору, стал настаивать на том, что в сложившихся условиях отречение неизбежно, «Рузский имел бестактность, перед тем как Государь имел возможность высказаться, заявить: "Это уже случилось"» . Сам же Рузский так трактовал свою роль в отречении Государя: «Я убедил его отречься от престола в тот момент, когда для него самого ясна стала неисправимость положения» .

В этот день Император Николай II записал в своем дневнике следующие строки: «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 1/2 ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!»

«Имя Рузский , ‒ заключал Штакельберг, ‒ будет во всем мире символом измены русских генералов, русских дворян, русских солдат и всех слоев русского народа своему Императору» . Позже рассказывали, что Государь, находясь под арестом, так отозвался о Рузском: «Бог не оставляет меня, Он дает мне силы простить всех моих врагов и мучителей, но я не могу победить себя еще в одном: генерал-адъютанта Рузского я простить не могу!»

Изменивший своему Императору генерал Рузский быстро сошел с исторической сцены. Воспользоваться плодами революции и, тем более, стать ее «героем», ему не довелось. Уже 25 апреля 1917 года он потерял пост главнокомандующего фронтом и уехал в Кисловодск. «Даже умный и образованный Рузский наивно полагал, что достаточно Николаю II отречься, и поднятые революцией народные массы сразу же успокоятся, а в армии воцарятся прежние порядки, ‒ вспоминал перешедший на сторону большевиков генерал Бонч-Бруевич. ‒ Поняв, что желаемое "успокоение" не придет, Рузский растерялся. Интерес к военной службе, которой генерал обычно не только дорожил, но и жил, ‒ пропал. Появился несвойственный Николаю Владимировичу пессимизм, постоянное ожидание чего-то худшего, неверие в то, что все "перемелется ‒ и мука будет". ...Рузский, насколько я знаю, не собирался после февральского переворота ловить рыбку в мутной воде и лезть в доморощенные Бонапарты. (...) Рузский не помышлял о контрреволюционном перевороте и не собирался участвовать в заговорах, в которые его охотно бы вовлекли. Однако хотя к царской фамилии он относился в общем отрицательно, ни широты кругозора, ни воли для того, чтобы сломать свою жизнь и пойти честно служить революции, у него не хватило. Он сделал, впрочем, попытку заявить о своей готовности служить новому строю. Почему-то он выбрал для этого такой необычный способ, как телеграмму, адресованную моему брату Владимиру Дмитриевичу (видному большевику. ‒ А.И .), связанному с Центральным Исполнительным Комитетом, но никакого отношения к Временному правительству не имевшему. Возможно, что не раз слыша от меня о моем брате, Рузский и решил обратиться к нему. Являвшегося в это время военным министром московского промышленника и домовладельца Гучкова он не выносил и считал, что тот губит армию. Телеграмма Рузского была напечатана в "Известиях Петербургского Совета рабочих и солдатских депутатов", но на этом и закончилась попытка Николая Владимировича определить свое дальнейшее поведение» .

Буквально сразу же после объявления большевиками красного террора, 11 сентября 1918 года, находившийся на лечении в Ессентуках генерал был арестован. После того, как Рузский отклонил предложение возглавить части Красной армии, 19 октября 1918 года он, в числе прочих заложников, был казнен на Пятигорском кладбище. Как показал белым один из свидетелей казни Рузского, убит он был чекистом Г.А. Атарбековым. «Рузского я зарубил сам, ‒ говорил Атарбеков, ‒ после того, как он на мой вопрос, признает ли он теперь великую российскую революцию, ответил: "Я вижу лишь один великий разбой". "Я ударил, ‒ продолжал Атарбеков, ‒ Рузского вот этим самым кинжалом (при этом Атарбеков показал бывший на нем черкесский кинжал) по руке, а вторым ударом по шее"» ...

Таким образом, сыграв одну из ключевых ролей в торжестве революции, генерал Рузский вскоре стал одной из ее многочисленных жертв, успев незадолго до своей трагической смерти воочию увидеть реальные плоды, которые принес стране организованный при его активном участии государственный переворот.

Подготовил Андрей Иванов , доктор исторических наук

Николай Владимирович Рузский - генерал, выдающийся военачальник и человек трагической судьбы. Он родился в 1854 году в небогатой дворянской семье. С детских лет было решено, что маленькому Николаю предстоит быть военным. Он воспитывался военной гимназии в , по окончании которой поступает во 2-ое Константиновское военное училище. Здесь обучали пехотных офицеров. Преподавание шло по новой программе, в результате будущий генерал получил очень хорошие теоретические знания, которые впоследствии ему пригодились.
После окончания училища Рузский начинает службу в лейб-гвардии Гренадерском полку. Первый боевой опыт и первые ранения получил в в 1877-1878 годах. Участвуя в сражения со своим полком, он показал себя храбрым и грамотным офицером. Такое отношение к воинской службе отрыло ему дорогу в Академию генерального штаба. Дальнейшая служба в штабах различных военных округов позволила приобрести бесценный опыт штабной, оперативной и тыловой работы.
В Рузский участвует уже в звании генерал-лейтенанта, командуя штабом 2-ой Маньчжурской армии. За годы этой военной компании его армия много побеждала, но были и поражения, но он всегда умел принимать верные решения, которые спасали жизни многим его подчиненным. Закончил эту войну Рузский генералом от инфантерии.
генерал Рузский встречает в должности командующего 3-ей армией Юго-Западного фронта. Он со своей армией участвует в Галицийской битве и взятии Львова. Австро-венгерские войска испытали на себе всю силу ударов армии под командованием генерала Рузского. После победы в Галиции его перебрасывают в Восточную Пруссию на Северо-Западный фронт. Здесь ему противостояли немецкие войска, которые быстро почувствовали, что им противостоит умный и храбрый противник.
Отстаивая свое мнение о военных действиях, он не боялся перечить даже офицерам Ставки. К сожалению, к его мнению не всегда прислушивались.
После непродолжительного отпуска и лечения, он возглавляет командование Северным фронтом, который прикрывал Петроград. Заканчивался февраль 1917 года. В стране и армии начиналось брожение, за которым последовало отречение от престола. Рузский был убежденным монархистом, хотя и считал, что мягкая политика русского царя привела к совершению революции. Он поддержал отречение царя и лично принял Манифест из рук государя. После Февральской революции генерал призывал восстановить монархию и поддержал выступление Корнилова.
К октябрю 1917 году Рузский уже не участвовал в боевых действиях. Он был болен и нуждался в лечении. Он постоянно проживал в Пятигорске и категорически отказался принять новую власть.
Когда Пятигорск был занят большевиками. Николая Владимировича Рузского, как царского слугу, вместе с другими заложниками расстреляли 19 октября 1918 года. Свидетели этого события утверждали, что еще живых людей быстро закопали в общей яме.
Волею судьбы случилось так, что генерал Рузский был расстрелян в городе, где ранее застрелили на дуэли