Экстерриториальное действие права. Основания применения иностранного права

ницах определенной территориальной зоны.

Институт зонирования территорий имеет существенное значение при определения правового режима земель и достигает своей цели лишь тогда, когда в отношении конкретного земельного участка возможно однозначно установить его правовой режим. Таким образом, по нашему мнению, любые изменения законодательства относительно института зонирования территорий следует направить именно на решение этой задачи.

Полагаем, что в случае внесения изменений, предусматриваемых законопроектом, правила землепользования и застройки утратят свое значение как документ, представляющий собой единство взаимосвязанных элементов. Этот вывод объясняется тем, что документ территориального зонирования, определяющий разрешенное использование, может не соответствовать и даже противоречить градостроительному регламенту, поскольку взаимосвязь между этими документами законопроектом не предусмотрена, за исключением того, что они являются составными частями правил землепользования

и застройки. Необходимость соответствия одного документа другому не устанавливается, а значит, и разрабатываться они могут обособленно друг от друга.

Изложенный подход не может быть расценен положительно, поскольку надлежащим образом установить разрешенное использование без учета определяемых градостроительным регламентом (в редакции законопроекта) параметров строительства, а также предельных размеров земельных участков не представляется возможным.

Таким образом, считаем, что принятие данного законопроекта не будет способствовать формированию более ясной процедуры определения правового режима земель, а наоборот, усложнит правовое регулирование градостроительного зонирования.

Библиографический список

Комментарий к Градостроительному кодексу Российской Федерации (постатейный). 3-е изд. / под ред. С. А. Боголюбова. М., 2009.

Правовое зонирование города. Введение в проблемы градорегулирования в рыночных условиях / под ред. Э. К. Трутнева. М., 2002.

Экстерриториальные нормы и доктрина международного частного права

МОРОЗОВ Денис Владимирович,

аспирант отдела международного

частного права ИЗиСП

Развитие коллизионного регулирования и подробное исследование наукой международного частного права особенностей норм непосредственного применения1 порождает

1 В статье нами используется термин

«нормы непосредственного применения» в качестве синонима понятий «сверхимпера-тивные нормы», «императивные нормы осо-

необходимость анализа тех из них, которые связаны с публично-правовыми институтами. Такие нормы,

бого значения» и иных принятых в науке международного частного права определений, обозначающих особые императивные нормы, которые вследствие указания в них самих «или ввиду их особого значения, в том числе для обеспечения прав и охраняемых законом интересов участников гражданского оборота, регулируют соответствующие отношения независимо от подлежащего применению права» (п. 1 ст. 1192 ГК РФ).

обязанные своим происхождением антимонопольному праву, правовому регулированию рынка ценных бумаг, а также в некоторых случаях другим отраслям права, получили название экстерриториальных норм. В частности, А. А. Данилова отмечает, что нормы непосредственного применения в том числе могут представлять собой нормы публичного права, которые оказывают воздействие на частноправовые отношения2. Указание на особый характер нормы, что обычно и понимается под экстерриториальностью, является связующим звеном между ней, правоотношением и правоприменительным органом. Однако характер экстерриториальных норм, их соотношение с нормами непосредственного применения требуют детального анализа.

Настоящая статья посвящена определению категории «экстерриториальный эффект нормы права» с позиций науки международного частного права на примере обязательств, связанных с ограничением конкуренции. Безусловно, данный термин используется при рассмотрении вопросов международного публичного права, что, однако, не имеет отношения к предмету настоящего исследования. Так, экстерриториальное действие уголовного закона или норм о налогообложении прибыли не только не представляет интереса для международного частного права и не входит в его предмет, но и полностью исключает какое-либо коллизионное регулирование и может определяться лишь международными отношениями. Значение же для науки международного частного права имеют нормы, отвечающие по меньшей мере двум признакам: во-первых, они оказывают непосредственное влияние на частноправо-

2 См.: Данилова А. А. Нормы непосредственного применения (mandatory rules, lois de police, regles de applicacion immediate) в международном частном праве: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2005. С. 15.

вые отношения и, во-вторых, порождают коллизионную проблему.

Первый признак лучше всего иллюстрируется на примере антимонопольного законодательства. В частности, предписания законодательства о защите конкуренции в коммерческой практике неизбежно влияют: на действительность соглашений между конкурентами (горизонтальных соглашений) и соглашений между не конкурирующими друг с другом участниками рынка (вертикальных и диагональных соглашений), на решение вопроса о правомерности отказа от исполнения обязательства, на определение правового статуса группы лиц и аффилированности3 и, что является особенно важным, на возмещение вреда, причиненного действиями, вызванными нарушениями конкуренции. В практике иностранных государств последнее охватывается понятием частного принуждения к исполнению антимонопольного права4.

Второй признак представляет собой самостоятельную проблему. Еще Л. А. Лунц отмечал, что законы об «обратной связи» обмениваемых старых и новых валют отличаются экстерриториальным эффектом, однако считал неуместным ссылку

3 Понятие «аффилированное лицо» было дано в Законе РСФСР от 22 марта 1991 г. № 948-I «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках», что позволяет говорить о регулировании связанных с ним отношений нормами антимонопольного законодательства. Однако некоторые авторы выступают с обоснованным предложением разделять понятие аффилированности в зависимости от целей отдельных отраслей права. См., например: Шиткина И. С. Правовое регулирование корпоративным и антимонопольным законодательством экономической зависимости хозяйствующих субъектов // Хозяйство и право. 2006. № 11.

4 См., например: White Paper on Damages

Actions for Breach of EC Antitrust Rules COM

(2008) 165. 02.04.2008.

на валютную привязку5. Это объясняется отсутствием какой-либо коллизии, так как по общепризнанной практике только национальное право может регулировать национальную валюту. Совершенно к иным выводам можно прийти, анализируя антимонопольное регулирование. Существует большое число причин экономического характера, по которым несколько государств претендуют на регулирование одного и того же отношения, возникающего в сфере конкуренции. Однако наиболее очевидным является то, что конкуренция в условиях глобальной экономики не ограничивается государственными границами и затрагивает рынки нескольких государств. Для целей настоящей работы наличие коллизии антимонопольных законов будет предполагаться, однако в соответствии с первым признаком экстерриториальной нормы суд будет разрешать только частноправовые последствия действия публичных предписаний.

Любопытно, что наличие второго признака экстерриториальной нормы, которая бы подходила для применения коллизионного инструментария, было поставлено под сомнение американской судебной доктриной. В деле Хардфорд Файер6 Верховный суд США счел, что между правом США и Англии отсутствует коллизия, которую следовало бы разрешить с помощью коллизионного метода. В данном деле английские перестраховщики договорились между собой оказывать давление на американских страховщиков, чтобы те отказались от отдельных элементов страховой политики. Иными словами, имел место сговор между конкурентами в Англии, который приносил убытки страховщикам в США. Такие действия запрещались правом США, и суд счел возможным распростра-

5 См.: Лунц Л. А. Деньги и денежные обязательства в гражданском праве. М., 2004.

6 См.: Hartford Fire Ins. Co v. Cal. 509 U.S. 764 (1993).

нить запрет на иностранное соглашение благодаря экстерриториальному действию американского антимонопольного права7. Отсутствие коллизии суд объяснил тем, что компании могут одновременно выполнить условия законов обоих государств.

Стоит отметить, что это крайне неудачное обоснование решения. Во-первых, немыслимо требовать от участников гражданского оборота подчинения законам всех стран мира, особенно если речь идет о возможности частного иска, подчиняющегося совершенно непредсказуемому праву (в отсутствии коллизионной нормы). Во-вторых, это решение не дает универсального правила, применимого к другим ситуациям. Право Англии не запрещает подобных соглашений, но если бы оно прямо разрешало такие соглашения, то пришлось бы искать другое обоснование «отсутствию коллизии». К тому же, как разрешение, так и отсутствие запрета являются выражением публичной воли, которой нельзя необоснованно пренебречь.

С доктриной международного частного права вполне согласуется ситуация «частного принуждения» к исполнению законодательства о конкуренции, т. е. иск о возмещении убытков, вызванных ограничением конкуренции8. Использование норм о деликтах по аналогии предполагает возможность коллизии законов. На-

7 Как будет показано в дальнейшем, корректнее говорить об экстерриториальном эффекте, а не о действии. Так, если представить, что данный спор рассматривался бы в английском суде и такой суд согласился бы с логикой истцов, то маловероятно в связи с соображениями государственного суверенитета, что суд назвал бы это «действием американского закона на территории Англии». В данном случае следует говорить о признании экстерриториального эффекта, оказываемого иностранным законом на частноправовые отношения.

8 См.: Базедов Ю. Перспективы антимоно-

польного деликтного права // Вестник гражданского права. 2008. № 4. С. 233.

пример, антимонопольный сговор может запрещаться как в государстве истца, так и в государстве ответчика, однако основания ответственности и ее размер могут существенно различаться. То есть и в отношении антимонопольного спора имеет место один из фундаментальных вопросов трансграничных деликтов - коллизии деликтных статутов9. Логика Л. А. Лунца представляется применимой и в этом случае - если потенциально две или более правовые системы могут претендовать на регулирование, то присутствует коллизия.

Следует заметить, что Верховный суд США не был единодушен в принятом решении, и один из судей, А. Скалиа, составил особое мнение, в котором подробно обосновал применение коллизионного права в сфере антимонопольного регулирования.

Особенностью приведенного примера является то, что в данном деле публичный интерес был ярко выражен - истец оспаривал антиконкурентное соглашение между несвязанными с ним лицами - и применение коллизионного регулирования было бы более обоснованным в несколько модифицированных обстоятельствах: если бы решался вопрос о понуждении к исполнению соглашения или о возмещении причиненного вреда. Именно этот пример заставляет нас более детально рассмотреть понятие «экстерриториальность действия правовой нормы».

Экстерриториальность является важной категорией в теории и практике международного публичного права, однако коллизионная наука уделяет ей недостаточное внимание. Правовая природа данного явления недостаточно разработана в юридической литературе по международному частному праву, хотя первое значительное исследование экстерриториальности с точки зрения тео-

9 См., например: Звеков В. П. Обязательства вследствие причинения вреда в коллизионном праве. М., 2007.

рии международного частного права появилось еще в 1994 г. в статье Н. Р. Баратянц10. Сегодня остается большое количество неразрешенных вопросов, в частности о роли экстерриториальности в решении коллизионной проблемы, о месте этой категории в системе нормативно-правового регулирования, о применении инструментария международного частного права. Так, некоторые авторы с уверенностью отождествляют экстерриториальность с основными категориями и принципами международного частного права11. Другие авторы применяют более консервативный подход, отмечая, что экстерриториальность свойственна личному статуту в силу его особого значения, что позволяет регулировать статус юридических и физических лиц единообразно, где бы они ни на-ходились12. Такое состояние доктрины не позволяет выделить характерные черты экстерриториальных норм. В результате как наука международного частного права, так и правоприменительная, и прежде всего судебно-арбитражная, практика находятся в состоянии поиска инструментария, позволяющего им разрешать конкретные правовые коллизии и проблему выбора применимого права.

Исторически появление категории экстерриториальных норм было связано с новеллами законодательства о монополистической деятельности, в частности Законом Шермана 1890 г.13 Суды США исходят из возможности применения права США к отношениям, которые возникли за пределами их территории, а также к связанным с ними искам. Такая позиция

10 См.: Баратянц Н. Р. Проблемы экстерриториального действия правовых норм и международное частное право // Международное частное право: современные проблемы. М., 1994.

11 Там же. С. 245.

12 См.: Лунц Л. А. Курс международного частного права: в 3 т. М., 2002.

13 См.: Sherman Act. 15 U.S.C. § 1-7.

вызывает активное сопротивление со стороны других государств. Суды, как правило, отказывают в применении иностранного права либо в признании и приведении в исполнение иностранных судебных решений14. Существуют и более специфические ситуации, связанные с законодательством об экспортном контроле и с взаимодействием с отдельными государствами в сфере применения санкций, когда непосредственно законодатель принимает акты, запрещающие судам применять иностранные законы к частноправовым искам. Такой эффект имеет, в частности, Регламент ЕС от 22 ноября 1996 г. № 2271/96 «О защите от последствий экстерриториального применения правовых актов, принятых в третьей стране»15. Однако и сам Европейский Союз имеет примеры экстерриториального применения антимонопольного права. Подобное внимание к проблеме и одновременно активное использование такого механизма вызывают необходимость детального анализа теоретических основ этого института и форм его использования на практике.

Институт экстерриториальности не является принципиально новой правовой категорией. Символично, что как раз для международного публичного права вопрос был по-

14 Любопытно, что практика в основном признает возможность разрешения вопросов антимонопольного права в порядке международного коммерческого арбитража (см.: Mitsubishi Motors Co. vs Soler. 473 U.S. 614, 637 (1985)). Данное явление не рассматривается подробно в настоящей статье, однако может служить иллюстрацией первого признака коллизионного характера экстерриториальной нормы - использования антимонопольного права для разрешения частноправового по своей природе спора.

15 Данный регламент распространяется на имевшее место широкое применение судами США актов, направленных на принуждение частных компаний, в том числе иностранных, к соблюдению режима санкций в отношении Кубы.

ставлен сравнительно недавно. В то же время в коллизионном праве экстерриториальность была условием самого его появления как отрасли права. Возможность для акта одного государства быть признанным и примененным другим государством стала основой международного частного права, хотя изначально базировалась на принципе международной вежливости, соображениях суверенитета и не дистанцировалась существенно ни от гражданского, ни от международного права. Важно оговориться, что с точки зрения международного частного права крайне некорректно говорить об экстерриториальном действии16. Следует отметить, что далеко не все нормы иностранного права, применяемые судами (в том числе судами Российской Федерации), имеют указание на экстерриториальное применение. Скорее в практике международного частного права таких случаев меньшинство. Прежде всего среди них следует отметить законы о личном статуте, семейном положении. Однако не следует делать вывод о принадлежности института экстерриториальных норм к коллизионному регулированию только на основании некоторого доктринального сходства.

Пример личного статута может служить удачной иллюстрацией проблемы экстерриториальных норм17. Особенность его заключается в том, что суды применяют иностранное право не потому, что это предписано самим иностранным правом, а потому, что обязанность его применения содержится в национальных коллизионных нормах. Так, приводится пример Французского Гражданского кодекса, в кото-

16 См.: Усенко Е. Т. Проблемы экстерриториального действия национального закона // Московский журнал международного права. 1996. № 2. С. 15.

17 См., например: Канашевский В. А.

Внешнеэкономические сделки: материально-правовое и коллизионное регулирование. М., 2008.

ром сказано, что его нормы распространяются на французских граждан, где бы они ни находились. Причем сложившаяся мировая практика признания иностранного личного статута не позволяет заключить, что требование иностранного закона соблюдается применяющим государством в силу указания на это в таком законе. Применение иностранного личного статута, как и любой другой иностранной нормы непосредственного применения, нормы публичного права или экстерриториальной нормы (как бы эти категории ни соотносились), возможно только в силу прямой санкции национального суда18.

Вызывает затруднения и конструкция экстерриториальной нормы в качестве коллизионной нормы. Экстерриториальность нормы текстуально выражается иначе. Основой формулировки является не «отношения, возникшие за рубежом и регулирующиеся национальными нормами», а «национальные нормы, распространяющиеся на отношения, возникшие за рубежом». И хотя на первый взгляд лишь происходит перестановка слов, на самом деле весьма существенно меняется смысл - в первом случае мы имеем дело с коллизионной нормой, во втором - выделяется граница суверенитета, на иностранный суд как бы возлагается обязанность применить такую норму или столкнуться с последствиями ее применения в одностороннем порядке, после чего суд может отказывать в приведении иностранного судебного решения в исполнение. Но даже если признать тождество данных формулировок, первая из них останется односторонней коллизионной нормой национального права, которую иностранный суд применять не обязан.

18 См.: Международное частное право: Постатейный комментарий раздела VI Гражданского кодекса Российской Федерации / под ред. П. В. Крашенинникова. М., 2010.

Возникает необходимость сопоставить формулировки норм непосредственного применения и экстерриториальных норм. Удачное описательное определение дает М. И. Абдулаев: «Экстерриториальное действие закона имеет место в тех случаях, когда законом признается возможность применения юридических норм данного государства к гражданам и организациям, находящимся за границей».19 Данное определение следует адаптировать под требования коллизионного регулирования. Исходя из анализа норм, которые доктрина относит к экстерриториальным, следует предложить следующее определение: «Экстерриториальная норма - это норма национального права, не относящаяся к традиционным частноправовым институтам, которая в силу прямого указания в законе и оказания эффекта на территорию данного государства должна применяться к частным правоотношениям сторон, где бы они ни возникли». Настоящее определение содержит существенную часть формулировки норм непосредственного применения, однако включает дополнительные элементы: эффект как основание применения; возможность опосредованного применения данной нормы через коллизионные привязки, которые предполагают наличие эффекта; публично-правовой характер нормы или невозможность отнести ее к традиционным частным нормам; возникновение в области гражданского разбирательства, в котором ни один из участников не выступает как носитель власти. Поэтому, хотя особенности экстерриториальных законов заставляют относить их к сфере международного права в связи с установлением границ суверенитета, нет оснований для того, чтобы эти нормы не применялись судами так же, как могли бы быть применены иностранные императивные нормы.

19Абдулаев М. И. Теория государства и права: учебник. М., 2004.

Взаимодействие международного и коллизионного права20 обусловлено обстоятельствами возникновения данного вопроса. Как отмечалось, именно антимонопольное законодательство является основной сферой экстерриториального применения права. Данная область правовой практики не рассматривалась в рамках международного частного права до конца ХХ в., хотя практика США представляет много примеров коллизионного анализа данного института21, которые, однако, завершаются полным отказом от какой-либо коллизионной логики22. Соответствующие предпосылки возникли с введением в коллизионное право континентальной Европы норм о недобросовестной конкуренции и об ограничении конкуренции23. К мо-

20 См. об этом: Michaels R. EU Law as Private International Law? Re-conceptualizing the Country-of-Origin Principle as Vested Rights Theory. Bremen. 2006. URL: http:// scholarship.law.duke.edu/cgi/viewcontent.cgi? article=2280&context=faculty_scholarship.

21 См., например: Timberlane Lumber Co. vs Bank of America. 549 F.2d 597, 609 (9th Cir. 1976).

22 См.: Hartford Fire Ins. Co vs Cal. 509 U.S. 764 (1993).

2007 г. № 864/2007 «О праве, подлежащем применению к внедоговорным обязательствам («Рим II»)», ст. 1222 ГК РФ. Следует отметить, что проблемы коллизионного регулирования обязательств из недобросовестной конкуренции уже становились предметом детального научного исследования (см.: Вознесенский Н. Н. Обязательства вследствие недобросовестной конкуренции в международном частном праве: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2008). С утверждением Н. Н. Вознесенского о разной правовой природе обязательств из недобросовестной конкуренции и обязательств, связанных с монополистической деятельностью, следует согласиться хотя бы в той мере, в какой коллизионное регулирование таких обязательств будет различаться. Хотя вопрос о разделении статута ст. 1222 ГК РФ не решен, Регламент Рим II особо оговаривает, что его правила распро-

менту введения таких норм уже не только существовали акты, ограничивающие последствия экстерриториального применения иностранного права, и активно обсуждался подход международного права к этому вопросу, но и сформировалась соответствующая судебная практика. Проблема заключается в том, что указанные обстоятельства делают неизбежным пересечение областей регулирования международного и коллизионного права, но для эффективного взаимодействия не созданы ни теоретические, ни законодательные основы.

Формальной основой для разграничения коллизионного и международного права является область регулирования. Следует отметить, что международные соглашения существенно сужают область действия международного частного права в сфере обязательств из ограничения конкуренции. Это является положительной тенденцией, так как антимонопольное законодательство относится к публично-правовому регулированию, поэтому нельзя допускать неограниченного применения иностранного конкурентного законода-тельства24. Соответственно, коллизионное право действует в отношении обязательств из причинения вреда, возникающего вследствие ограничения конкуренции, а международное право направлено на ограничение последствий применения права экстерриториально. Эффективность такого распределения зависит от степени развития практики, так как применение иностранного права к обязательствам из причинения вреда может повлечь последствия, недопустимые с точки зрения международного права, но и неограниченное применение принципа суве-

страняются и на ограничения конкуренции, несмотря на то что в его ст. 6 специального коллизионного регулирования не предусмотрено.

24 См.: Богуславский М. М. Международное частное право: учебник. 5-е изд. М., 2005.

ренитета может лишить коллизионное регулирование всякого смысла, а принятые решения - признания за рубежом. Поэтому важно определить формы взаимодействия, а также способы взаимопроникновения международного публичного и международного частного права.

Требование об исключении отрицательных последствий применения иностранных норм в международном частном праве относится к категории публичного порядка. Причем это в одинаковой степени влияет на приведение в исполнение иностранных судебных решений. Российское законодательство также позволяет «принимать во внимание» иностранные императивные нормы, к которым относятся и нормы с экстерриториальным действием (ст. 1192 ГК РФ). Преимуществом такого подхода является само по себе наличие инструментария, позволяющего с большей вероятностью принять решение, признаваемое в максимальном количестве государств, не отвергая иностранное право автоматически по соображениям суверенитета. Принятая сегодня привязка к праву страны, рынок которой затронут антиконкурентными действиями, противоречит экстерриториальному действию в его основе (так как обычно будет применяться право страны в отношении ее же территории), однако, учитывая возможность применения права, вытекающего иным образом из существа обязательства, судом может быть вынесено решение в соответствии с экстерриториальным законом третьего государства. Несовершенство категории публичного порядка, применения иностранных императивных норм заключается в оценочном характере нормы. Нет гарантии, что аналогичные вопросы будут решены одинаково судами разных государств и даже разными судами одного государства. Поэтому следует, расширяя практику частноправового регулирования, согласовывать ее с международным публичным правом.

В отсутствие комплексных международных актов в сфере защиты конкуренции обобщение практики экстерриториального применения иностранного права требуется уже для деятельности национальных судебных органов. Формулировка обстоятельств, которые служат основанием для отказа в признании экстерриториального эффекта иностранного права, необходима для сбалансированного применения категорий публичного порядка и императивных норм с привлечением международно-правовой экспертизы. Это позволит учесть требования международного публичного права и защитить интересы вовлеченных государств, не требуя от судов нарушения национального правопорядка. Объективное соотношение норм и концепций международного и коллизионного права в связи с экстерриториальным применением иностранного права будет способствовать применению закона другого государства в максимально допустимых пределах, достижению гармонии решений и их исполнению без ущерба для суверенитета заинтересованных государств.

Библиографический список

Michaels R. EU Law as Private International Law? Re-conceptualizing the Country-of-Origin Principle as Vested Rights Theory. Bremen. 2006. URL: http://scholarship.law. duke.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=2280& context=faculty_scholarship.

Абдулаев М. И. Теория государства и права: учебник. М., 2004.

Базедов Ю. Перспективы антимонопольного деликтного права // Вестник гражданского права. 2008. № 4.

Баратянц Н. Р. Проблемы экстерриториального действия правовых норм и международное частное право // Международное частное право: современные проблемы. М., 1994.

Богуславский М. М. Международное частное право: учебник. 5-е изд. М., 2005.

Вознесенский Н. Н. Обязательства вследствие недобросовестной конкуренции в между-

народном частном праве: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2008.

Данилова А. А. Нормы непосредственного применения (mandatory rules, lois de police, regles de applicacion immediate) в международном частном праве: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2005.

Звеков В. П. Обязательства вследствие причинения вреда в коллизионном праве. М., 2007.

Канашевский В. А. Внешнеэкономические сделки: материально-правовое и коллизионное регулирование. М., 2008.

Лунц Л. А. Деньги и денежные обязательства в гражданском праве. М., 2004.

Лунц Л. А. Курс международного частного права: в 3 т. М., 2002.

Международное частное право: Постатейный комментарий раздела VI Гражданского кодекса Российской Федерации / под ред. П. В. Крашенинникова. М., 2010.

Усенко Е. Т. Проблемы экстерриториального действия национального закона // Московский журнал международного права. 1996. № 2.

Шиткина И. С. Правовое регулирование корпоративным и антимонопольным законодательством экономической зависимости хозяйствующих субъектов // Хозяйство и право. 2006. № 11.

Практика и формы экстерриториальности

Обычной практикой экстерриториальности является институт дипломатических и консульских привилегий и иммунитетов.

Однако, применительно к данному случаю термин «экстерриториальность» постепенно вытесняется более точными обозначениями различных форм иммунитета от юрисдикции иностранного государства. Это связано с тем, что ранее из принципа экстерриториальности делали вывод о том, что освобождаемое от уголовных, административных и экономических правовых норм, ответствующее лицо (или учреждение) считается как бы находящимся на территории государства, гражданство (или национальность, если речь идет не о физических лицах) которого оно имеет. Поскольку эта юридическая фикция может послужить обоснованием безграничного расширения иммунитетов и привилегий, термин экстерриториальность не рекомендуется толковать расширительно.

В истории экстерриториальность также могла быть навязана одним государством другому в одностороннем порядке, причем её действие не ограничивалось дипломатическим персоналом, а включало всех граждан страны (иногда в рамках определённой территории), пользующейся данным правом, и на граждан этой страны фактически не распространялись нормы и законы принимающей страны (неравные договоры )

Экстерриториальностью, например, пользуются военные базы в зарубежных государствах, а также здания, которые занимают учреждения ООН .

В некоторых отраслях международного права экстерриториальность сохранила своё значение. Например, в международном морском праве она применяется для характеристики статуса военного корабля в иностранном порту, поскольку такой корабль и в этом случае рассматривается как плавучая территория государства флага. Согласно статье 32 Конвенции ООН по морскому праву 1982 года морские суда в пределах иностранной территории, если оказались там законным путём, пользуются экстерриториальностью.

Экстерриториальностью также пользуется и военное воздушное судно, находящееся на иностранной территории с согласия территориального суверена, поскольку оно считается частью территории государства, опознавательные знаки которого имеет.

Случаи и объекты, на которые распространён принцип экстерриториальности

• Неприкосновенность главы государства при визите в другую страну
• Штаб-квартира ООН в Нью-Йорке , учреждения ООН в Женеве , Вене , Найроби , а также здание Гаагского суда и здание Международного трибунала по морскому праву, Гамбург.
• Межпарламентская Ассамблея государств-участников Содружества Независимых Государств в Санкт-Петербурге .
• Штаб-квартира НАТО в Брюсселе и Штаб объединенных вооруженных сил НАТО в Европе (SHAPE) в Монсе .
• Базы НАТО в рамках договора Status of Forces Agreement
• Комплекс ЦЕРН (Европейского Центра ядерных исследований).
• Собственность Ватикана - резиденция Папы Римского в Кастель-Гандольфо .
• Территория транслятора Радио Ватикан в Santa Maria di Galeria.
• Штаб-квартира Мальтийского Ордена в Риме.
• Европейский центральный банк во Франкфурте-на-Майне
• Европейский патентный офис в Мюнхене
• Архипелаг Шпицберген в Норвегии

Примечания

См. также

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Экстерриториальность" в других словарях:

Экстерриториальность … Орфографический словарь-справочник

- (лат.). Права владетельн. особ и членов посольства, во время пребывания в чужих краях, стоять вне закона, той страны, где они находятся. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. ЭКСТЕРРИТОРИАЛЬНОСТЬ [Словарь иностранных слов русского языка

экстерриториальность - и, ж.exterritorialité f. 1. Изъятие иностранцев из местного законодательства, право их подлежать действию законов своего государства во время нахождения в иностранном государстве. Право экстерриториальности. Уш. 1940.< В посольстве> под… … Исторический словарь галлицизмов русского языка

Современная энциклопедия

Иммунитет Словарь русских синонимов. экстерриториальность сущ., кол во синонимов: 1 иммунитет (6) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин … Словарь синонимов

Экстерриториальность - (от латинского ex из и territorialis относящийся к данной территории), подчинение граждан, юридических лиц, дипломатических представителей на территории иностранных государств законам своего государства и их полный иммунитет от юрисдикции… … Иллюстрированный энциклопедический словарь

- (лат. ex вне + territorialis букв. внеземельность) статус физических или юридических лиц, учреждений либо объектов, изъятых из под действия местного законодательства и подпадающих (частично или в полном объеме) под действие законодательства… … Юридический словарь

- (от экс... и лат. territorialis относящийся к данной территории) подчинение законам собственного государства и полный Иммунитет от юрисдикции иностранного государства (см. также Иммунитет дипломатический) … Большой Энциклопедический словарь

Особые преимущества (неприкосновенность личности и жилища, неподсудность местным уголовным и гражданским судам, освобождение от повинностей и налогов), взаимно предоставляемые государствами иностранным дипломатическим представителям.… … Экономический словарь

- [тэ], экстерриториальности, мн. нет, жен. (от лат. ех из и territorialis находящийся на какой нибудь территории) (Право). Изъятие иностранцев из местного законодательства, право их подлежать действию законов своего государства во время нахождения … Толковый словарь Ушакова

1. Понятие и предмет международного частного права, его соотношение с международным публичным и внутригосударственным правом

Международное частное право - это единственная отрасль права, предназначенная для юридической регламентации гражданских (в широком смысле слова, т.е. цивилисгических, частноправовых) отношений, возникающих в сфере международного общения.Международное частное право представляет собой самостоятельную, полисистемную, комплексную отрасль права, объединяющую нормы международного и национального права и регулирующую международные гражданские отношения.

Предмет регулирования международного частного права - это частноправовые отношения, отягощенные иностранным элементом.

Иностранный элемент может проявляться в трех вариантах :

1. Субъект правоотношения - иностранное лицо, иностранец (иностранный гражданин, апатрид, бипатрид, беженец; иностранное юридическое лицо, предприятие с иностранными инвестициями, международное юридическое лицо; международные межправительственные и неправительственные организации; иностранное государство).

2. Объект правоотношения находится за границей.

3. Юридический факт, с которым связано правоотношение, имеет место за границей.

В российском законодательстве иностранный элемент в гражданском правоотношении определяет п. 1 ст. 1186 ГК РФ . К сожалению, в этом определении много пробелов - в качестве иностранного субъекта не названы иностранное государство и международная организация; юридический факт, имевший место за границей, не выделен в качестве одного из вариантов иностранного элемента. Однако, в ст. 1186 ГК РФ закреплено «...осложненным иным иностранным элементом». Эта фраза восполняет указанные пробелы, но вследствие своего неопределенного характера может привести к расширительному толкованию правовой нормы.

Международное частное право представляет собой комплексную отрасль права и правоведения. Наиболее тесно международное частное право связано с национальным частным (гражданским, торговым, семейным и трудовым) правом . При этом его нормы имеют двойственный и парадоксальный характер, поскольку международное частное право тесно связано с международным публичным правом. Международное частное право не является отраслью международного публичного права, но их разграничение не имеет абсолютного характера. Это вызвано прежде всего тем, что международное частное право (как и международное публичное) регулирует отношения, вытекающие именно из международного общения. Международное публичное и международное частное право преследуют общую цель: создание правовых условий для международного сотрудничества в различных областях общественной жизни. Основные начала международного публичного права (главным образом его общепризнанные принципы и нормы) имеют непосредственное действие и в международном частном праве. Международные договоры в области международного частного права не могут противоречить основным принципам общего международного права.

Сам термин «международное частное право» (private international law) был введен в юридический оборот американским юристом Дж. Стори в 1834 г. В отечественной науке этот термин впервые употребил известный русский ученый Н.П. Иванов (вторая половина XIX в.). В настоящее время этот термин общепризнан и применяется в законодательстве и науке всех государств. Иногда (в основном в англо-американской доктрине) международное частное право называют «конфликтным или коллизионным правом». Этот термин представляется неточным, поскольку сужает само понятие и нормативную структуру международного частного права.

2. Суверенитет государства и экстерриториальное действие частноправовых и публично-правовых норм.

Суверенитет государства - это свойство государства самостоятельно и независимо от власти других государств осуществлять свои функции на собственной территории и за ее пределами в процессе общения с другими странами.

Экстерриториа́льность - (лат. ex - из, вне + лат. territorialis - относящийся к данной территории) - статус физических или юридических лиц, учреждений либо объектов, изъятых из-под действия местного законодательства и подпадающих (частично или в полном объёме) под действие законодательства государства, гражданство которого таковые имеют

Обычной практикой экстерриториальности является институт дипломатических и консульских привилегий и иммунитетов.

Однако, применительно к данному случаю термин «экстерриториальность» постепенно вытесняется более точными обозначениями различных форм иммунитета от юрисдикции иностранного государства. Это связано с тем, что ранее из принципа экстерриториальности делали вывод о том, что освобождаемое от уголовных, административных и экономических правовых норм, ответствующее лицо (или учреждение) считается как бы находящимся на территории государства, гражданство (или национальность, если речь идет не о физических лицах) которого оно имеет. Поскольку эта юридическая фикция может послужить обоснованием безграничного расширения иммунитетов и привилегий, термин экстерриториальность не рекомендуется толковать расширительно.

Согласно с положениями Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 года, Венской конвенции о консульских сношениях 1963 года и других многосторонних международных договоров, государства на условиях взаимности освобождают сотрудников дипломатических миссий от действия уголовных, административных и экономических правовых норм принимающей страны. (т. н. дипломатический иммунитет).

В истории экстерриториальность также могла быть навязана одним государством другому в одностороннем порядке, причем её действие не ограничивалось дипломатическим персоналом, а включало всех граждан страны (иногда в рамках определённой территории), пользующейся данным правом, и на граждан этой страны фактически не распространялись нормы и законы принимающей страны (неравные договоры)

Экстерриториальностью, например, пользуются военные базы в зарубежных государствах, а также здания, которые занимают учреждения ООН.

В некоторых отраслях международного права экстерриториальность сохранила своё значение. Например, в международном морском праве она применяется для характеристики статуса военного корабля в иностранном порту, поскольку такой корабль и в этом случае рассматривается как плавучая территория государства флага. Согласно статье 32 Конвенции ООН по морскому праву 1982 года морские суда в пределах иностранной территории, если оказались там законным путём, пользуются экстерриториальностью.

Экстерриториальностью также пользуется и военное воздушное судно, находящееся на иностранной территории с согласия территориального суверена, поскольку оно считается частью территории государства, опознавательные знаки которого имеет.

Как известно, большинство авторов склонны выделять два метода правового регулирования, используемые международным частным правом: коллизионно-правовой и материально-правовой методы регулирования. Помимо них, иногда в литературе также упоминается «метод прямого национального регулирования», или «экстраординарно-односторонний материально-правовой метод». Хотя международное частное право обычно рассматривается с нормативной точки зрения (в виде совокупности норм права) как не включающая в себя область международного гражданского процесса, наука международного частного права занимается и им. Следовательно, в рамках настоящей главы будут рассмотрены также и соответствующие процессуальные вопросы.

Экстерриториальное действие иностранного права и его ограничение в коллизионном праве

Коллизионно-правовое регулирование может исходить из двух фундаментально различающихся подходов: унилатерального (однонаправленного), с одной стороны, и мультилатерального (разнонаправленного), с другой. Рассматриваемые вместе, данные два подхода составляют конфликтный метод. Рассмотрим их подробнее. Предварительно же отметим, что различие однонаправленного и разнонаправленного (унилатерального и мультилатерального) подходов - не то же самое, что различие односторонних и двусторонних коллизионных норм. Большинство современных односторонних коллизионных норм (приведем, к примеру, п. 4 ст. 1209, п. 2 ст. 1213 и абз. 2 п. 1 ст. 1224 ГК РФ) сформулированы в рамках разнонаправленного подхода - в качестве его конкретизации, уточнения применительно к конкретной ситуации.

Унилатеральный подход . Данный подход предполагает поиск решения коллизионного вопроса в самих нормах материального права: в определении их пространственно-персональной сферы действия. Он «рассматривает в качестве исходнои? точки рассуждении? саму норму материального права». Существование специальных коллизионных норм отнюдь не предполагается (но они и не исключаются); каждый законодатель сам в своих материально-правовых предписаниях формулирует сферу действия создаваемого им права. Нетрудно заметить, что в контексте нашей работы экстерриториальное действие права с унилатеральной точки зрения может быть либо исключительно непосредственным, либо не может иметь места в отсутствие непосредственного действия . Иными словами, в том случае, когда сам правопорядок себя компетентным не считает, никто не может «принуждать» его к действию, распространять его действие на определенные отношения. Непосредственная экстерриториальность здесь выступает в качестве conditio sine qua non действия права не по территориальному признаку: такое действие может только признаваться в силу иностранного права, но не возникать на основании его предписаний.

Средневековая теория статутов представляет собой чистый образец унилатерального подхода: выстраивая всю коллизионную систему на принципе «объект закона определяет его эффект», она именно из существа материальных норм (статута, его объекта, пр.) выводит сферу их применения, что и является отличительной чертой унилатерализма. Хотя унилатерализм и представляется, хотя бы и отчасти, экзотической для российской доктрины международного частного права концепцией, многие специалисты обнаруживают себя сторонниками унилатерального подхода. В дореволюционное время таковым был А.А. Пиленко, в современной литературе склонность к унилатеральному подходу демонстрирует С.А. Бабкин.

Для иллюстрации существа унилатерального подхода возьмем в качестве примера теорию А.А. Пиленко. По сути, он предлагает ступенчатый «тест» по определению применимого права судьей, состоящий из нескольких стадий:

1) определяем, применимо ли наше право (lex fori ) и, если да, применяем его;

2) если нет, определяем, чьё право применимо, и применяем это право;

3) если применимыми себя считают два и более правопорядка, то толкуем нашу одностороннюю коллизионную норму (или материальное положение, определяющее сферу действия нашего права) как двустороннюю;

4) если применимым себя не считает ни один правопорядок, субсидиарно применяем наше право (lex fori ).

Случай, приведенный в п. 3, представляет собой позитивную коллизию, в п. 4 же - негативную. Позитивная коллизия - это действительное «столкновение» правовых систем, когда они обе считают себя непосредственно экстерриториально действующими . Негативная же - когда непосредственно экстерриториально не действует ни одна . Такие проблемы возникают только в рамках унилатерального подхода, поскольку мультилатеральный непосредственную экстерриториальность - только при рассмотрении которой и возникают эти вопросы! - игнорирует, считая иностранное право действующим исключительно опосредованно . Позитивные коллизии закона суда и иных правопорядков в таком подходе всегда решаются в пользу lex fori . Сходную методологию предлагает и Б. Карри. Не вдаваясь в подробности его теории правительственного интереса, укажем, что вопросы позитивных коллизий между законом суда и иностранным правом он решал так же, как и А.А. Пиленко.

Р. де Нова предлагает делить ученых-унилатералистов на 1) «экстравертов» и 2) «интровертов» по критерию того, склонны ли они использовать инструментарий мультилатерального подхода для решения сложных с точки зрения подхода унилатерального вопросов - в частности, толковать односторонние коллизионные нормы как двусторонние. С такой точки зрения А.А. Пиленко предстает «экстравертом», тогда как Б. Карри «интровертом». Данный критерий иллюстрирует, допускает ли отечественное право опосредованное действие иностранного права или нет: в случае позитивных коллизий двух иностранных правовых систем именно отечественное право решает, какая из них действует экстерриториально (хотя и с учетом сферы действия иностранного права с точки зрения последнего). При этом, несмотря на кажущуюся «экзотичность», регулирование в унилатеральном ключе не чуждо и современному российскому позитивному праву. Именно такой подход употребляется, например, в сфере права интеллектуальной собственности и трудового права .

В литературе отмечается, что применительно к вопросам патентного (изобретательского) права коллизионных норм вообще существовать не может . Это, очевидно, неверно: в данной сфере достаточно общепризнанной является коллизионная привязка lex loci protectionis . В то же время положения права интеллектуальной собственности, имеющего исключительно территориальный характер действия , не действуют за рубежом, но лишь применяются правоприменительными органами, если последние, конечно, найдут себя компетентными с точки зрения правил международной подсудности lege fori . Иными словами, право интеллектуальной собственности не имеет экстерриториального действия - ни опосредованного, ни непосредственного.

Думается, в случае возникновения при рассмотрении дела в российском суде вопроса о возможности применения иностранного трудового права или права интеллектуальной собственности российский суд может поступить «экстравертно», дедуцировав соответствующие коллизионные нормы из материальных положений ГК РФ и ТК РФ соответственно, возможно, с «привлечением» инструментария принципа наиболее тесной связи из п. 2 ст. 1186 ГК РФ и аналогии закона (п. 1 ст. 6 ГК РФ). Посредством такой дедукции будут сформулированы принципы lex loci laboris и lex loci protectionis соответственно.

Отметим, что вопросы ограничения экстерриториального действия иностранного права в рамках унилатерального подхода не возникают , поскольку всегда, когда действует lex fori , применяется именно он. Впрочем, при таком подходе допустимы предписания, устраняющие последствия территориального действия иностранного права (за рубежом), претендующего и на экстерриториальное действие, либо затрудняющие реализацию (включая применение) непосредственно экстерриториально действующих правовых норм иностранного права . Эти вопросы, однако, решаются не коллизионными методами и точно так же, как и при мультилатеральном подходе. Отмечается, что нормы непосредственного применения - одна из упомянутых выше «защитных оговорок» - являются проявлением унилатерального подхода в современном праве. В то же время они явно имеют материальный характер, почему мы и решили рассмотреть их отдельно.

Мультилатеральный подход . Данный подход в рамках российской науки международного частного права в представлении, по существу, не нуждается; именно на нем базируются все более или менее общепризнанные решения в области международного частного права, а также большая часть нашего законодательства в этой сфере. Основоположником мультилатерального подхода выступил великий немецкий юрист Фридрих Карл фон Савиньи. С его точки зрения, задача конфликтного права - в должной локализации правового отношения посредством нахождения его оседлости (der Sitz) с помощью специально созданной в этих целях системы двусторонних, т.е. применимых в отношении как своего, так и чужого права (например, место нахождения вещи (situs) в случае с привязкой lex rei sitae), а не отсылающих к конкретной правовой системе, коллизионных норм. Именно поэтому данный подход и получил наименование мультилатерального (разнонаправленного) - потому что коллизионные нормы, сформулированные в его рамках, определяют пределы действия не только своего, но и иностранного права (с собственной, разумеется, точки зрения).

В дальнейшем данный подход был в определенной степени скорректирован: во-первых, локализации подлежат не правоотношения, а фактические отношения; во-вторых, в отличие от универсалиста Савиньи, полагавшего международное единообразие решений основной целью международного частного права, национальные законодательства пошли по другому пути - партикуляристскому - сформулировав свои национальные коллизионные нормы исходя из особенностей собственной правовой системы, хотя и преимущественно (но не всегда) в мультилатералистском ключе.

При мультилатеральном подходе законодатель типизирует фактические отношения, а затем подбирает к каждому из выделенных им типов такой признак, который позволит эти отношения локализовать - привязать к определенной правовой системе. В результате создаются коллизионные нормы, состоящие из объема, указывающего на типизированные фактические отношения, и привязки - формулы прикрепления, устанавливающей признак, указывающий на применимую правовую систему. Коллизионный вопрос решается через применение собственной коллизионной нормы, а не через обращение к иностранному праву, поэтому последнее, как правило, в учет не принимается. При этом иностранное право применяется к правоотношению целиком - отметим, что именно потому, что оно не просто применяется , но полагается действующим .

Коллизионные нормы в таком случае формулируются с учетом нормообразующих факторов, или факторов, влияющих на формирование содержания коллизионных норм. Под таким фактором понимается «любое явление общественной жизни, непосредственное воздействующее в той или иной форме на выявление потребности в коллизионном регулировании, разработку, принятие, изменение или отмену коллизионной нормы». Наиболее последовательной представляется классификация А.В. Асоскова, разделившего нормообразующие факторы на: 1) материальные факторы (основанные на изучении материально-правовых интересов отдельных субъектов, которые проявляются в области частноправового регулирования); 2) публичные факторы (принимающие во внимание интересы самих государств); 3) коллизионные факторы (связанные с особенностями, вытекающими из трансграничной природы регулируемых международным частным правом отношений).

Каждому подходу, очевидно, свойственны свои нормообразующие факторы; это не некая особенность мультилатерального подхода. Мультилатеральный подход традиционно придает большее значение коллизионным факторам - именно по этой причине он, однако, и критиковался, а международное частное право вообще именовалось «слепым тестом», нечувствительным к результату разрешения спора. Очевидно, современное коллизионное право стало куда более гибким - в этом проявляется повышенное внимание к материальным факторам в противовес чисто коллизионным. Именно это имеют в виду под материализацией коллизионного регулирования, или методом выбора результата (result-selectivism; result-selective approach). Зачастую отмечается, что судья, решающий коллизионный вопрос, не должен полностью абстрагироваться от материальной справедливости собственного решения; иными словами, коллизионная (пространственная) справедливость ставится в зависимость от материальной.

По большому счету, такая материализация коллизионного регулирования была неизбежна: его первоначальная «слепота» во многом спровоцирована идеей Савиньи о равноценности и взаимозаменяемости правопорядков, которая вытекает из «принципа полноты правопорядка» (Prinzip der Vollstдndigkeit); примерно в таком же ключе размышляло и функционалистское направление в сравнительном правоведении. В современном мире, однако, далеко не все акторы принадлежат одной и той же (западной) правовой традиции; кроме того, и между принадлежащими к западной правовой традиции правовыми системами зачастую имеются существенные различия, с очевидностью свидетельствующие о невозможности даже их функционального отождествления. Какими бы, однако, ни были факторы формирования содержания коллизионных норм, механизм их действия неизменен. Иностранное право действует - и применяется - постольку, поскольку коллизионная норма указывает на него. При этом применяется оно целиком. Таким образом, мультилатерализм предполагает , определенного с помощью коллизионной нормы.

Поскольку такое действие является опосредованным , специальных механизмов ограничения такого действия нет; ограничивается не действие иностранного права, а сфера применения собственной коллизионной нормы . Целям её ограничения (сужения объема нормы) служат защитные оговорки . Основных видов защитных оговорок - три: 1) нормы непосредственного применения (сверхимперативные нормы, преобладающие императивные положения, пр.); 2) оговорка о публичном порядке; 3) обход закона в международном частном праве. Нормы непосредственного применения не имеют прямого коллизионного эффекта: они направлены не на то, чтобы ограничить сферу действия иностранного права, но на расширение сферы действия собственного.

Иными словами, коллизионный эффект таких норм состоит в том, что они исключают из объема коллизионной нормы те вопросы, которые прямо урегулированы в таких нормах . Ограничение сферы иностранного права здесь не цель, а побочный результат непосредственной применимости собственного права.

Поскольку нормы непосредственного применения есть проявление материально-правового регулирования в международном частном праве, они более подробно будут рассмотрены в следующем параграфе.

В российском законодательстве (ст. 1193 ГК РФ), как и в большинстве других современных правопорядков, оговорка о публичном порядке закреплена в негативном варианте, впервые закрепленном в ст. 6 Вводного закона к ГГУ. Негативный вариант оговорки о публичном порядке «отторгает» не само применение иностранной нормы по причинам её несоответствия lex fori , а последствия такого применения, если такие последствия противоречат публичному порядку; при этом последний формулируется по-разному - в самом Вводном законе, например, как «существенные принципы германского права». Попытки точного определения содержания публичного порядка, хотя и имевшие место ранее, ныне представляются совершенно наивными и заведомо обреченными на провал.

В случае установления противоречия последствий применения нормы иностранного права сфера действия коллизионной нормы, изначально примененной судом, сужается, что отмечал еще Л.А. Лунц. Она признается не охватывающей соответствующее отношение, и иностранное право к нему не применяется. В российском праве это влечет применение lege fori, то есть российского права. Впрочем, возможно и иное решение - как нам представляется, более справедливое с коллизионной точки зрения. Оно реализовано, например, в ст. 22(2) ГК Португалии, согласно которой в случае нарушения применением иностранного права международного публичного порядка Португалии применяются «более подходящие нормы иностранного компетентного законодательства», а португальское право (lex fori ) применяется только «субсидиарно».

Такое решение представляется более оптимальным, нежели российское. В то же время и оно вызывает некоторые вопросы. Ведь получается, что, применяя «более подходящие» иностранные нормы, мы применяем иностранное право отнюдь не в том его виде, в котором оно существует в действительности, а так, как мы считаем «целесообразным» его применять. Следовательно, этот механизм влечет применение нормы к тем отношениям, к которым она применяться не предполагалась. Это, вероятно, представляет своего рода адаптацию: так не целесообразней было бы прямо закрепить возможность адаптации в таком случае? Как бы там ни было, этот сложный вопрос требует отдельного исследования.

С нашей же точки зрения важно отметить следующее: в рассматриваемом случае не происходит сужения действия коллизионной нормы ; она действует точно так же, все так же отсылая к иностранному праву. Поставим вопрос так: действует ли иностранное право в таком случае? Очевидно, нет - или, во всяком случае, не в полной мере, ибо такое действующее право по содержанию нетождественно действительному иностранному праву. Оно схоже с ним, но как бы «искажено» вмешательством португальского судьи; именно этот синтез иностранного права и судейского усмотрения и приводит нас к выводу о том, что предлагаемое решение - это специфическая вариация института адаптации. Следовательно, в таком случае не имеет места ни сужение действия коллизионной нормы, ни опосредованное экстерриториальное действие иностранного права: в данной ситуации происходит создание нормы ad hoc. По-видимому, этот механизм может быть описан с помощью теории местного права У. Кука, упоминаемой выше.

В литературе иногда также выделяют «специальную» оговорку о публичном порядке, противопоставляемую общей, описанной выше. Специальная оговорка о публичном порядке, или «эксклюзивная коллизионная норма» - это коллизионная норма, которая прямо отрицает определенные последствия применения иностранного права. Классический пример такой нормы - ст. 40(3) Вводного закона к ГГУ, согласно которой деликтные притязания, «идущие существенно дальше, чем это необходимо для соразмерного возмещения потерпевшему», не могут быть предъявлены. Эта норма направлена, в частности, на непризнание взыскания тройных убытков (treble damages), принятых в антимонопольном праве США.

Специальные оговорки о публичном порядке есть не что иное, как конкретизация общей оговорки. В случае, приведенном выше, такая конкретизация - в отличие от португальского решения - не влечет ни сужения сферы действия коллизионной нормы, ни адаптации. Действует все то же иностранное право, тождественное по содержанию самому себе - в отличие от португальского решения, где применяется «не вполне» оно и, следовательно, не оно; но применение такого права ограничивается указанными национальным правом пределами. В этом проявляется опосредованность экстерриториального действия права - оно действует не просто постольку, поскольку национальное право это предписывает, но и именно в тех пределах, в каком это предписывается. В данном случае не происходит коррекции действия права - оно действует в том же виде, происходит коррекция его применения .

Последняя защитная оговорка - это запрет действий в обход закона в коллизионном праве; материально-правовую его «сторону» мы в рамках настоящей работы оставляем «за скобками». Суть концепции agere in fraudem legis сводится к тому, что действия (в том числе соглашения), создающие искусственную привязку отношения к иному праву, нежели lex fori , признаются недействительными (не имеющими эффекта), а отношение - подчиненным наиболее тесно связанному закону. Под обходом закона же понимают «искусственную привязку подлежащего регулированию отношения к тому или иному правопорядку в целях избежания принудительных законов другого государства» - либо несколько иначе: например, Л. Раапе рассматривал создание искусственной привязки как средство обхода, но не как сам обход; сам обход состоит, по-видимому, в устранении действий материальных норм закона суда. Вторая точка зрения представляется более точной; как бы там ни было, они друг другу не противоречат в том, что обходятся материальные нормы lege fori .

По большому счету, механизм действия запрета обхода закона нужно также охарактеризовать как сужение действия коллизионной нормы, использующей искусственную привязку, в целях применения закона, который наиболее тесно связан с отношением. В случае с agere in fraudem legis domesticae таким правом будет lex fori (в данном контексте именуемым также lex domesticae ), c agere in fraudem legis extranae - lex connectionis fermitatis (lex extranae ). В контексте экстерриториального действия права последний случай не ограничивает экстерриториальное действие иностранного права вообще , но определенного иностранного права - того, с которым отношение наиболее тесно связано, которое «обходится» искусственным созданием привязки к другому закону. Применение же закона суда означает устранение иностранного права вообще. Каким же именно образом?

В случае с «обходом закона» определение применимого права в итоге осуществляется через привязку к закону наиболее тесной связи, что было отмечено и убедительно доказано А.И. Мурановым. С применением иностранного права это представляется совершенно очевидным, чего не скажешь о применении закона суда: действительно ли отношение привязывается к нему формулой прикрепления или же коллизионная норма просто не действует ? Более последовательным представляется первый вариант, не предполагающий «расщепления» механизма «обхода закона» на два различных по природе явления; тождественное разумно объяснять тождественным же - если это возможно, а здесь это возможно, - а не чем-то отличным.

Именно тот факт, что концепция «обхода закона» реализуется через принцип наиболее тесной связи, обусловливает отсутствие необходимости в таковой в современном коллизионном праве (особенно учитывая многочисленные «escape clauses»). Л.П. Ануфриева называет её «анахронизмом», вместе с тем исходя из её последующего воплощения в ГК РФ, поскольку текст ст. 1198 Модельного ГК СНГ содержал соответствующее положения. «Обход закона», однако, в итоговую редакцию ГК РФ не попал. Такое решение заслуживает одобрения. Таким образом, запрет «обхода закона» предполагает привязку отношения к наиболее тесно связанному закону: закону суда (тогда иностранное право экстерриториально не действует, но в силу ограничения действия коллизионной нормы) либо иному.

Нетрудно заметить, что и в случае с оговоркой о публичном порядке (в российском его воплощении), и в случае с обходом закона иностранное право не действует экстерриториально именно в силу ограничения действия национальной коллизионной нормы . Это дает возможность нам сделать один очень важный с точки зрения нашего исследования вывод: опосредованное экстерриториальное действие иностранного права (закономерное при мультилатеральном и при этом не универсалистском подходе) может быть ограничено только через ограничение сферы действия «посредника», то есть нормы, допускающей такое действие.

Малаев Сергей Семенович, старший преподаватель кафедры новой и новейшей отечественной истории и права факультета истории и международных отношений Брянского государственного университета им. академика И.Г. Петровского.

В статье рассмотрена теория и практика применения дипломатического и консульского иммунитета и различия между ними. Также раскрыты особенности применения уголовно-процессуального закона Российской Федерации за ее пределами. В заключение работы указано на недостатки УПК РФ в части его действия за пределами России и обоснованы предложения по совершенствованию законодательства.

Ключевые слова: дипломатический иммунитет, консульский иммунитет, действие УПК РФ в пространстве.

The article considers theoretical and practical issues of diplomatic and consular immunity and their differences. It also deals with specific application rules of Russian criminal procedure outside Russia. In conclusion, the author of the article points out the RF Criminal Procedure Code defects as related to its operation outside the Russian Federation and proposes means of improvement of the legislation in this area.

Key words: diplomatic immunity, consular immunity, territorial applicability of RF Criminal Procedure Code.

Правовая система четко привязана к своему времени, к пределам, точкам и линиям в пространстве. Временные и пространственные измерения права обладают культурно-исторической конкретностью, т.е. действие норм права всегда ограничено определенной территорией и сроками. Единое правовое пространство обрамлено государственными границами (сухопутными, водными, воздушными), за которыми прекращается действие права, создаваемого государством в форме закона для своих граждан. Экстерриториальное действие правовых норм является исключением, специально оговоренным в законе. Категории неграждан, оказавшиеся в правовом пространстве государства, пользуются правами в тех случаях, когда закон приравнивает их к гражданам. Господствует принцип: "Единое государство - единая правовая система". Нормы и общепризнанные принципы международного права действуют в правовом пространстве с согласия государства, выраженного в его законе.

Территориальное действие уголовно-процессуального закона Российской Федерации имеет исключение - экстерриториальность, или внеземельность. "В ее основе лежит персональный принцип, в силу которого государство может обязать своих граждан и организации за рубежом соблюдать свои законы" <1>. Это юридическая фикция, согласно которой определенные части территории государства (здания иностранных посольств, миссий и их средства транспорта) признаются находящимися на территории того государства, чье посольство помещается в данном здании. "Какие бы то ни было посягательства на здание посольства приравниваются к посягательствам на территорию иностранного государства и рассматриваются как факт нарушения международного права" <2>. "Однако, - верно пишет И. Лукашук, - на самом деле территория дипломатического представительства отнюдь не исключается из территории страны пребывания и тем более не является частью территории представляемой страны. Ни здание представительства, ни его территория не изымаются из состава страны пребывания. Их изъятие из местной юрисдикции носит ограниченный, функциональный характер" <3>. Это исключение в юридической литературе называют дипломатическим, или правовым, иммунитетом.

<1> Лукашук И.И. Уголовная юрисдикция // Государство и право. 1998. N 2. С. 112.
<2> Теория государства и права: Учебник для юридических вузов и факультетов / Под ред. В.М. Корельского и В.Д. Перевалова. М.: НОРМА-ИНФРА-М, 1999. С. 311.
<3> Лукашук И. Иммунитет в отношении уголовной юрисдикции // Российская юстиция. 1998. N 4. С. 23.

Правовой институт дипломатического иммунитета, который считается смешанным, поскольку в уголовном процессе он "заимствует" недостающие нормы в международном праве <4>, его природа, содержание, разграничение понятий "иммунитет" и "привилегия", классификация иммунитетов и так далее на протяжении не одного десятилетия были предметом многочисленных исследований таких авторов, как: О.В. Богданов <5>, А.И. Бастрыкин <6>, К. Геворгян <7>, В.Г. Бляблин <8>, Ю.Г. Демин <9>, В.Г. Даев <10>, И.И. Лукашук <11>, А.П. Мовчан и Н.А. Ушаков <12>, Ф.А. Агаев и В.Н. Галузо <13>, А.В. Малько <14> и др. По этой причине иммунитеты дипломатических представительств и консульских учреждений будут освещены лишь в части, имеющей отношение непосредственно к уголовно-процессуальному закону.

<4> См.: Агаев Ф.А., Галузо В.Н. Иммунитеты в российском уголовном процессе. М.: ТЕИС, 1998. С. 10.
<5> Богданов О.В. Иммунитет сотрудников международных организаций в современном международном праве // Советское государство и право. 1956. N 4. С. 116 - 121.
<6> См.: Бастрыкин А.И. Взаимодействие уголовно-процессуального и международного права. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1986. С. 17.
<7> См.: Геворгян К. Дипломатические привилегии и иммунитеты // Международная жизнь. 1977. N 6. С. 154 - 155.
<8> См.: Бляблин В.Г. Некоторые вопросы толкования современной международно-правовой доктриной норм международного права, регулирующих дипломатические привилегии и иммунитеты // Советский ежегодник международного права. 1985. М.: Наука, 1986. С. 213 - 220.
<9> См.: Демин Ю.Г. О проблеме служебного иммунитета в международном праве // Советский ежегодник международного права. 1988. М.: Наука, 1989. С. 203 - 215.
<10> См.: Даев В.Г. Иммунитеты в уголовно-процессуальной деятельности // Правоведение. 1992. N 3. С. 48 - 52.
<11> См.: Лукашук И. Указ. соч. С. 23 - 25.
<12> См.: Мовчан А.П., Ушаков Н.А. Венская конвенция по вопросу о дипломатических сношениях и иммунитете // Советское государство и право. 1962. N 2. С. 114 - 121.
<13> См.: Агаев Ф.А., Галузо В.Н. Указ. соч. С. 10.
<14> См.: Малько А.В. Правовые иммунитеты // Правоведение. 2000. N 6. С. 11 - 22.

Иммунитет распространяется на территории дипломатических представительств и консульств, а также - на основании международных договоров - на места расположения иностранных воинских соединений на территории другого государства.

В соответствии со ст. 22 и 30 Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 г. <15>, ратифицированной Президиумом Верховного Совета СССР 11 февраля 1964 г. <16>, помещения, занимаемые дипломатическими представительствами, включая частную резиденцию их главы, пользуются неприкосновенностью. Власти государства пребывания не могут вступать в эти помещения иначе, как с согласия главы представительства или лица, его заменяющего. При этом под помещением представительства понимаются здания или части зданий, используемые для целей представительства, включая резиденцию главы представительства, кому бы ни принадлежало право собственности на них, включая обслуживающий данное здание или часть здания земельный участок.

<15> Ведомости ВС СССР. 1964. N 18. Ст. 221.
<16> Ведомости ВС СССР. 1964. N 8. Ст. 97.

Как сами помещения, предметы их обстановки и другое находящееся в них имущество, а также средства передвижения представительства не могут подвергаться обыску, выемке, реквизиции, аресту и исполнительным действиям со стороны органов государства пребывания. При этом следует отметить, что, как пишет И.И. Лукашук, "неприкосновенность транспортных средств дипломатов ни в коей мере не освобождает от обязанности соблюдать правила движения" <17>. Кроме того, независимо от фактического места нахождения неприкосновенностью пользуется официальная корреспонденция, архивы и иные документы представительства, под которой понимается вся корреспонденция, относящаяся к представительству и его функциям. Для обеспечения неприкосновенности корреспонденции дипломатических представительств ст. 27 Венской конвенции 1961 г. указывает, что все места, составляющие дипломатическую почту, должны иметь видимые внешние знаки, указывающие на их характер, и они могут содержать только дипломатические документы и предметы, предназначенные для официального пользования.

Как утверждает К.К. Сандровский, дипломатические иммунитеты предоставляются соответствующим видам официальных представительств государств "автоматически, с момента учреждения таких представительств или с момента прибытия самих дипломатических агентов, - независимо от наличия или отсутствия специальных соглашений по этому вопросу между государствами-контрагентами" <18>.

<17> Лукашук И. Указ. соч. С. 24.
<18> Сандровский К.К. Дипломатическое право: Учебник для юридических институтов и факультетов. Киев: Вища школа, 1981. С. 153.

Что касается консульских учреждений, то их неприкосновенность от уголовно-процессуальной юрисдикции Российской Федерации согласно ст. 31 Венской конвенции о консульских сношениях от 24 апреля 1963 г. <19> ограничена только той частью консульских помещений, которая используется исключительно для работы консульского учреждения, включая обслуживающий данное здание или часть здания земельный участок. В этом отличие консульского иммунитета, являющегося служебным по своей природе и обусловленного выполнением строго определенных в Конвенции функций, от дипломатического иммунитета, носящего абсолютный характер. Власти государства пребывания не могут вступать в ту часть консульских помещений, которая используется исключительно для работы консульского учреждения, иначе как с согласия главы консульского учреждения, назначенного им лица или главы дипломатического представительства представляемого государства. Неприкосновенность распространяется также на всю официальную корреспонденцию, архивы и документы консульских учреждений (ст. ст. 33, 35 Конвенции).

<19> Сборник международных договоров СССР. М., 1991. Вып. XLV. С. 124.

Названные выше конвенционные нормы были воспроизведены в Положении о дипломатических и консульских представительствах иностранных государств на территории СССР от 23 мая 1966 г. <20>, которое распространило действие иммунитета от юрисдикции государства пребывания еще и на резиденцию главы консульского представительства.

<20> Ведомости ВС СССР. 1966. N 22. Ст. 387.

К сожалению, УПК РФ, регламентируя действие уголовно-процессуального закона в пространстве, не упоминает о наличии иммунитета дипломатических и консульских помещений от юрисдикции России, хотя ранее ст. 173 УПК РСФСР определяла, пусть в общих чертах, условия производства обыска и выемки в помещениях дипломатических представительств. Во-первых, в соответствии со ст. 173 УПК РСФСР производство названных следственных действий в помещениях, занимаемых дипломатическими представительствами, а равно в помещениях, в которых проживают члены дипломатических представительств и их семьи, допускалось исключительно по просьбе или с согласия дипломатического представителя, испрашиваемого через Министерство иностранных дел. Во-вторых, при производстве обыска и выемки в указанных помещениях обязательным было присутствие прокурора и представителя МИД. Подобные положения содержатся в ст. 549 Модельного УПК.

Несмотря на указание в ст. 1 УПК РФ о регулировании порядка уголовного судопроизводства в Российской Федерации в том числе нормами международного права, целесообразно было бы закрепить в тексте Кодекса общее положение о неприкосновенности помещений и документов дипломатических представительств и консульских учреждений и определить порядок проведения следственных действий на территории дипломатических представительств и консульств с учетом их международного статуса, поскольку нормы соответствующих Венских конвенций такой порядок не устанавливают.

Таким образом, на территории, защищенной дипломатическим и консульским иммунитетом, действие уголовно-процессуального закона РФ довольно проблематично, если отсутствует согласие главы представительства.

Как было уже упомянуто выше, иммунитет от уголовно-процессуальной юрисдикции распространяется также на основании международных договоров на места расположения иностранных воинских соединений на территории другого государства. Он носит ограниченный, функциональный, характер <21>. В соответствии с заключенными Россией международными соглашениями с рядом бывших союзных республик таким иммунитетом от иностранной юрисдикции наделены места дислокации, т.е. территории других государств, на которых размещаются воинские формирования Российской Федерации. Так, например, согласно ст. 5 Соглашения от 6 января 1995 г. <22> между Российской Федерацией и Республикой Беларусь по вопросам юрисдикции и взаимной правовой помощи по делам, связанным с временным пребыванием воинских формирований Российской Федерации из состава Стратегических сил на территории Республики Беларусь, уголовно-процессуальное законодательство Республики Беларусь не применяется по делам о преступлениях и иных правонарушениях, совершенных лицами, входящими в состав воинских формирований Российской Федерации, и членами их семей в местах дислокации этих формирований, за исключением случаев совершения общеуголовных преступлений против граждан Республики Беларусь, либо совершенных против Российской Федерации или лиц, входящих в состав воинских формирований Российской Федерации и членов их семей, а также по делам о воинских преступлениях. По делам о преступлениях, указанных в данной статье, применяется уголовно-процессуальный закон Российской Федерации, действуют ее компетентные органы - военные суды и органы военной прокуратуры Российской Федерации, создаваемые для обслуживания воинских формирований, а также военные коменданты гарнизонов, командиры воинских частей (как органы дознания), находящиеся на территории Республики Беларусь. Положения настоящей статьи распространяются и на преступления, совершенные в местах дислокации воинских формирований неустановленными лицами. При установлении лица, совершившего преступление, действует порядок, определенный Соглашением. Однако при обвинении группы лиц в совершении одного или нескольких преступлений, если дело в отношении хотя бы одного из обвиняемых относится к юрисдикции Республики Беларусь, дело в отношении всех обвиняемых рассматривается компетентными органами Республики Беларусь.

<21> См.: Блищенко И.П., Дурденевский В.Н. Дипломатическое и консульское право. М.: Изд-во Института международных отношений, 1962. С. 21.
<22> СЗ РФ. 2002. N 23. Ст. 2104.

Дела, подпадающие под юрисдикцию Российской Федерации, рассматриваются в указанных случаях ее компетентными органами в местах дислокации воинских формирований на территории Республики Беларусь, а также на территории России.

Процессуальные действия в местах дислокации воинских формирований по делам, подпадающим под юрисдикцию Республики Беларусь, производятся органами Российской Федерации по поручению компетентных органов Республики Беларусь, либо компетентными органами Республики Беларусь по согласованию с компетентными органами Российской Федерации, а аналогичные действия вне мест дислокации воинских формирований по делам, подпадающим под юрисдикцию Российской Федерации, производятся компетентными органами Российской Федерации по согласованию с компетентными органами Республики Беларусь, либо компетентными органами Республики Беларусь по поручениям компетентных органов Российской Федерации.

При совершении лицом, входящим в состав воинских формирований Российской Федерации, или членом его семьи преступления, подпадающего под юрисдикцию Российской Федерации, арест указанных лиц вне мест дислокации производится компетентными органами Республики Беларусь по поручению и на основании постановления компетентных органов Российской Федерации, о чем незамедлительно уведомляется компетентный орган, который вынес данное постановление.

Подобные положения с некоторыми изменениями закреплены и в Соглашении от 29 августа 1997 г. между Российской Федерацией и Республикой Армения по вопросам юрисдикции и взаимной правовой помощи по делам, связанным с нахождением российской военной базы на территории Республики Армения <23>. В отличие от Соглашения с Республикой Беларусь, данное Соглашение содержит развернутое определение пункта размещения российской военной базы, под которым понимается согласованный государствами, территориально ограниченный и обозначенный земельный участок местности с расположенным на нем движимым и недвижимым имуществом, предназначенный для дислокации подразделений, частей, предприятий, учреждений и иных формирований российской военной базы на территории Республики Армения.

<23> СЗ РФ. 2004. N 47. Ст. 4572.

Еще одним отличием данного Соглашения от Соглашения с Республикой Беларусь является то, что при обвинении группы лиц в совершении одного или нескольких преступлений, если дело в отношении хотя бы одного из обвиняемых относится к юрисдикции Республики Армения, дело в отношении всех обвиняемых рассматривается компетентными органами Республики Армения, однако дела в отношении лиц, входящих в состав российской военной базы, и членов семей этих лиц по соглашению между компетентными органами обоих государств выделяются в отдельное производство и передаются Российской Федерации (ст. 6 Соглашения).

Данные международные Соглашения довольно детально регламентируют случаи и порядок действия уголовно-процессуального закона Российской Федерации на территории иностранного государства, однако УПК РФ не содержит даже указания на такую возможность распространения уголовно-процессуальной юрисдикции РФ за ее пределами. Лишь ч. 2 ст. 12 УК РФ упоминает об уголовной ответственности военнослужащих воинских частей России, дислоцирующихся за пределами РФ, в соответствии с российским законодательством, если иное не предусмотрено международным договором. Образовавшийся пробел в уголовно-процессуальном законе РФ, представляется, необходимо устранить путем дополнения ст. 2 УПК РФ частью третьей следующего содержания: "Нормы настоящего Кодекса применяются при производстве по делам о преступлениях, совершенных на территории иностранного государства, если иное не предусмотрено международными договорами Российской Федерации".

Закрепление предложенной выше нормы в тексте УПК РФ поможет определить порядок уголовного судопроизводства по всем уголовным делам о преступлениях, совершенных за пределами Российской Федерации, т.е. на территории иностранного государства, а именно на территории дислокации российских военных баз и территории дипломатических и консульских учреждений Российской Федерации.